Александр Белых - Сны Флобера

— Вы, наверное, хотели спросить: «Не мешает ли мне спать шум проезжающих машин?»

Она ответит:

— Я об этом подумала только. Какой ты забавный! И вправду, у меня не шумно, если ты придёшь ко мне, то мог бы выспаться хотя бы на выходные… У меня есть холодное пиво… Ах, ты спутал меня. Я хотела спросить другое… Ну вот, уже забыла… Старая стала… Мне грустно… Я совсем не слышу добрых слов от тебя… Тебе как будто жалко сказать что‑то доброе…

— Ну, как же! Я ведь каждый вечер желаю вам доброй ночи.

— Я просто хотела услышать твой голос. Когда ты говорил по — русски с той женщиной по телефону, у тебя был такой нежный голос, которым ты никогда не говорил со мной…

— Хотите, чтобы я снова ей позвонил?

— Если ты позвонишь ей, я этого не выдержу.

— А давайте я буду вам звонить и говорить по — русски?

— Ты будешь говорить так же как с ней?

— Ну да!

— Как бы мне хотелось…

— Тогда кладите трубку, я перезвоню…

В телефонной трубке загудело. Я лежал, продолжая ковырять сёдзи. Отверстие становилось больше. Прошло уже несколько минут. Мысли были не о том, что бы сказать моей благодетельнице, этой тоскующей печальной деве у моста Удзи, а об императоре… Сам бы хотел понять, о чём он думал… Во рту был не язык, а войлок… В голове громыхало. Вы хотите послушать? Это бой барабана. Кто‑то стучал по моей груди. Я должен победить демонов моей госпожи своим словом. Слова, слова… Их никогда нет в нужный момент. Они, умные, появляются уже после того, как все сказано, но ничего не вернуть.

Императору не спалось. В его голове возникла танка, он встал, вынул из ящичка изящную японскую бумагу, сделанную ручным способом в северной провинции, инкрустированную травинками и цветами фиалок. Его величество написали стихотворение. Император вложил в конверт и отправил пневманической почтой в соседнюю спальню императрицы.

…Я придумал!

Был одиннадцатый час вечера.

Я набрал номер телефона моей госпожи.

— Моси — моси.

У меня в руках была книга Сэй — сёнагон «Записки у изголовья».

Я открыл девятую главу, стал пересказывать своими словами. На досуге я сличал этот отрывок, выписывая старые грамматические формы, чтобы потом уточнить их значение у своего университетского преподавателя. Это была история о горестной судьбе одной придворной собаки по имени Окинамаро. «Пёс вздохнул по — человечьи…»

В опочивальню императора пробралась кошка, титулованная госпожой Mёбу, любимица императрицы. Она улеглась на худую грудь императора, выпустила коготки, заурчала, и стала мять коготками его соски. Императору почудилось, что кошка что‑то прошептала голосом самой императрицы. Она как будто просила прощения. Детей у них не было, а стало быть, и наследников, и она, видимо, чувствовала себя виноватой перед императором и японским народом, и правительством, и премьер — министром, и перед священной историей, и перед богиней Аматэрасу.

На том конце провода слышались ахи, вздохи, причитания, всхлипы. Читая уже по — японски, я тоже стал плакать, молча. Жалко было этого полуживого пса Окинамаро.

— О чем ты мне рассказывал? — спросила моя госпожа.

— Я рассказывал о своей жизни.

— Так подробно!

— Да! Никогда ещё я не был так искренен, как с вами!

— Ты выдал мне свои тайны?

— Это произошло невольно, я освободил свою душу от печального гнёта.

— Как жаль, что я ничего не поняла! А потом, это ведь было что‑то неприличное, да?

— Я был с вами откровенен как перед Богом. Он услышал…

— Однако тебя слышал русский Бог, а не японский! Он же не понимает по — русски.

— Они как‑нибудь договорятся между собой на своём божественном языке.

— Ты знаешь, я всё — всё, до последнего слова, записала на автоответчик. Твой разговор с Богом. Я буду его слушать всякий раз, когда…

— Когда что?

— Когда тебя не будет, ты ведь должен скоро покинуть меня. Я буду тосковать без тебя, вот и буду слушать твой голос, записанный на автоответчик.

— А мои разговоры с той русской женщиной вы тоже записали?

— Да, это случилось нечаянно. Я подняла трубку, когда ты разговаривал, и я не стала прерывать вас, и случайно нажала на «запись». Другой раз, когда прослушивала автоответчик, то услышала ваш разговор. Я не стала стирать. Меня это так умиляет. Мне кажется, ты её любишь. Мне стало так одиноко. Я хотела бы оказаться на её месте. В той далёкой и холодной России, быть той женщиной, которой говорят все эти слова…

Кошка по имени Мёбу спрыгнула с груди императора и вышла из опочивальни. Император тоже поднялся и пошёл следом. Кошка привела его в апартаменты императрицы. Она лежала за прозрачным пологом, ниспадавшим туманной дымкой над постелью.