Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

– Законно! – закричал гитарист. Затем, скривившись и скособочившись, он с трудом проник в карман своих тугих «страусов» и вытащил жалкую грязную тряпочку, похожую на последний кусок шагреневой кожи. Это был рубль. Бросив через нас ассигнацию на липкую стойку, гитарист весело гаркнул:

– Эй, мамочка, одно Карузо! Сдачи не надо!

1970

Ростов-на Дону

(Рассказ о московской зиме)

Климат в нашей столице плохой. Надеюсь, не выдам никакой государственной тайны, если скажу, что климат у нас в Москве неважный. Да, в нашем городе процветает довольно паршивенький климат. Нелепо, конечно, сваливать вину на правительство. При чем тут они? Сами мы виноваты. Никакой политической подоплеки в нашем малоприятном климате нету. Это и иностранцы подтверждают. Вот, к примеру, приехал к нам недавно специалист из Калифорнии, помогал нам устанавливать один прибор. Какой прибор, к сожалению, сказать не могу, вот тут, простите, как раз и есть государственная тайна. И вот как-то выходим мы с Джоном после работы из института, а на улице – ужас: грузовики один за другим идут, грязь месят, улица стала узенькой из-за огромнейших скопившихся сугробов – а сколько еще скопится, ведь декабрь всего лишь, еще три с половиной месяца зимы впереди – снег мокрый без перерыва с неба валит, а тучи волокутся прямо по агитационным клумбам, невозможно даже полностью прочесть лозунг «Пятилетке качества рабочую гарантию». Профессору Джону Боссанова, конечно, такие дела не нравятся. Вернее, нравятся, но не очень. Поеживается профессор и бормочет: «Не понимаю, как тут люди живут». Естественно, я предполагаю политическую подковырку.

– А что тебе у нас, Джон, в частности, не нравится? – спрашиваю я.

– Погода, – отвечает он.

– Любопытно, Джон, – говорю я мистеру Боссанова, – вот ты до нас в Копенгагене долго работал. Что же, там климат много лучше?

– Ненамного лучше, – говорит он. – Частично даже хуже. Между нами говоря, Попов, не понимаю, как в этом Копенгагене люди живут.

– Где же людям жить? – спрашиваю.

– В Калифорнии, – отвечает он сразу.

Не скрою, стало мне мучительно больно и обидно за себя, за своих земляков и за жителей Копенгагена в знак солидарности с местными трудящимися. Марксизм, капитализм – это еще можно понять; климатическое давление на человека трудно постижимо.

И все-таки, возьмите хотя бы меня – прожил сорок лет в нелегком климате, в городе, где снег лежит полгода в год, а остальные полгода – дождик, где солнце кажется нам «редким явлением природы», и ничего себе – руки-ноги целы и есть на что шляпу надеть, то есть башка на плечах болтается.

Впрочем, давайте познакомимся. Сослуживцы зовут меня коротко Попов, хотя я обладаю редкой, почти аристократической двойной фамилией Иванов-Попов. Инженер, работаю в научно-исследовательском институте, такие заведения у нас по старой привычке, оставшейся со сталинских времен, называют «ящиками». Много лет наш «ящик» был очень сильно засекречен, даже логарифмические линейки выдавали под расписку. Секретностью нашей занимался целый отдел в институте, довольно солидный штат сотрудников, среди которых были и неплохие девчата, там я, между прочим, и жену себе нашел, совсем неплохую Галину Петровну. Как вдруг – ужасное разочарование: выяснилось, что дальше развивать наш секрет без помощи зарубежной науки мы не можем. С тех пор из нашего института и не вылезают всякие неженки вроде профессора Боссанова. Отдел секретный, конечно, все-таки остался – куда же людей девать, в частности мою супругу Галину Петровну.

Живем мы в квартирном смысле очень неплохо: кроме двух детей имеем двухкомнатную квартиру в отдаленном районе Москвы, называемом весьма поэтично Теплый Стан. Называется-то Стан теплый, но когда ветер дует с северо-востока, мы на своем 18-м этаже дрожим. Прошлой зимой под Новый год у нас в Теплом Стане был зарегистрирован рекорд: минус 48 градусов по шкале Цельсия, в то время как в центре города было на три градуса теплее. Возле универсама некоторые наши граждане наблюдали появление каких-то странных собак, сначала удивлялись, а потом поняли: просто напросто волчишки приходят погреться из живописного Подмосковья. Под Новый год у нас лопнули трубы отопления, но мы надели на себя все, что могли, и встретили очередной год очередной пятилетки в целом неплохо, потому что на столе у нас был праздничный «паек» из института, включая даже соленую рыбу и очищенную водку. Во всем нашем 20-этажном доме, несмотря на мороз, который у нас почему-то называют «доктор Зуссман», царила приподнятая праздничная атмосфера. Надо сказать, что в катастрофических ситуациях москвичи обычно проявляют весьма живые и симпатичные свойства характера. В обычное время этого не скажешь, в автобусах и в метро физиономии довольно кислые.