Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Так развяжи.

Воодушевленная доверием со стороны барыни домработница развязала веревку и вытащила из пакета первый попавшийся снимок.

– Михал Кондратыч! – с легкостью узнала она лежащего в гробу покойника. – Господи, что ж за страсть-то такая. Это сосед?..

– Это? – Аурика ткнула пальцем в снимок. – Не сосед. Это Мишка. Но я лично знать его таким не хочу. Хватит, насмотрелась уже. И выкинуть вроде как не могу – понимаю, ведь, что Мишка.

– А сжечь? – предложила Полина. – Разве ж такую страсть нормальные люди в доме хранят? Ушел человек в землю – и ушел. Все видели, а остальное – ни к чему. Чай, он не Ленин, чтоб его таким вот помнили. А Михал Кондратыча и так не забудешь!

– Вот и я про то же, – прошептала Аурика и, взяв из рук Полины фотографию, еще раз на нее внимательно посмотрела, передернула плечами: со стороны показалось, словно судорога по телу прошла, и спешно засунула снимок обратно в пакет. – Сжечь, говоришь?

– Сжечь, – поджала губы Полина и полезла в кладовку за цинковым корытом.

Когда Наталья Михайловна наконец-то добралась до матери, в квартире стоял дым столбом, а на столе – жестяная коричневая банка из-под бразильского кофе под названием «Globo».

– Что у вас случилось? – напугалась Наташа, обнаружив закопченных обитательниц квартиры. – У вас что, пожар был?

– Нет, – покачивая ногой, ответила развалившаяся в кресле Аурика и постучала кончиками пальцев по краю глазницы, словно крем вокруг глаз в кожу вбивала.

– Но я же чувствую: горелым пахнет, аж в горле першит.

– Ничего, Наташенька, выветрится, – пообещала Полина, но хозяйку не выдала и, прибрав со стола жестяную банку с фотографическим прахом Михаила Кондратьевича, тут же заворковала: – Давай накормлю? Поди, весь день кусочничала?

– Ничего я не кусочничала, – отмахнулась Наталья Михайловна и присела на диван. – Ты меня зачем звала? Дым нюхать?

– Посоветоваться хотела, – пояснила Аурика свои намерения, отчего и Наташа, и Полина чуть не поперхнулись: до того странно из уст Аурики Георгиевны звучали слова о том, что она готова выслушать чье-либо мнение, кроме своего собственного. Наверное, сейчас было бы логично услышать, что ее могли бы интересовать мнения только двух человек – «папы и Миши», но, к сожалению, ах и увы…

– Я что-то тебя, мама, не понимаю. Ты звонишь мне на работу, ничего не объясняешь, требуешь, чтобы я явилась, как только освобожусь, а теперь играешь со мной в молчанку. А, между прочим, я сегодня работала целый день.

– Я тоже не в парикмахерской была, – не осталась в долгу мать и попросила Полину приготовить чаю. Было видно, что Аурика Георгиевна сознательно оттягивает момент начала разговора, словно собираясь с мыслями.

Когда Полина вышла, Аурика Одобеску пересела на диван, чем напугала Наташку до полусмерти, вызвав в дочери страшные подозрения, не больна ли та, как папа. Но мать пару раз глубоко вдохнула и наконец-то произнесла то, что собиралась:

– Жить не хочу.

Наташины брови взлетели вверх. От Аурики не укрылось это движение, и она заторопилась:

– Не бойся. Это пройдет. Говорят, пройдет. Хотя я в это не верю. Но Мишка бы сейчас сказал, что существуют определенные аксиомы (получилось очень похоже), по отношению к которым не может быть двух мнений. Так вот: мне нужна твоя помощь. Я хочу купить дачу.

– Да-а-ачу?

– Да, дачу. В этой квартире я жить не буду, но и продавать ее не буду. Хотите – сами живите. Валька, например. Может, Ирка захочет. Мне все равно.

– Мама, ты городской человек. Что ты будешь делать на даче зимой?

– Жить. Я все обдумала. Вам я больше не нужна. У вас своя жизнь. Давно своя жизнь. Ни я вам, ни вы мне особо не интересны.

– Зачем ты так? – обиделась на мать Наташа.

– Как?

– Вот так, цинично.

– А ты бы хотела, чтобы я рассказала тебе жизнеутверждающую историю о том, что лето я буду проводить на даче, а зимой гостить у своих дочерей? Знаешь, я не так глупа, как может показаться. Тягаться с Лиром я не берусь, да и вы не похожи ни на Регану, ни на Гонерилью…

– Ты можешь говорить проще? – возмутилась Наталья Михайловна, хотя прекрасно поняла, что имеет в виду Аурика. – Это все-таки жизнь, а не шекспириана!

– Не думала, что ты так хорошо ориентируешься в литературных источниках, – не удержалась Аурика Георгиевна, чтобы не уколоть дочь. – Но я знаю, что старость надо доживать не с детьми, а с мужем. Ну, на худой конец, с людьми своего поколения. Хотя если честно, я ненавижу стариков…