3
И снова стоял он на своем утесе, точеный, весь собранный.
Путники шли с опущенными головами, вглядываясь в узкую, изрытую дорогу, чтоб не споткнуться.
Очень далеко внизу, задрав голову вверх, на верхушку утеса поглядывала из воды огромная изголодавшаяся черепаха.
Тяжелее всех других переставлял ноги путник в дорогом хитоне: каждый шаг отдавался болью в его изнеженных ступнях, не помогали и толстые сандалии. Рослый здоровяк с виду, он, чуть только сверху скатилась с треском каменная глыба, всплеснул со страху своими вздутыми ручищами и, заодно со своими слугами, опасливо поглядел вверх, а когда они увидели того, кто стоял на гребне утеса, то у всех у них поотнялись языки; и лишь исполненный ужаса голос одного из слуг рассек густой и неподвижный вечерний воздух:
— Скирооон, Скирон!!
Не только ношу, но и мечи свои они побросали на дорогу и, словно подгоняемые в спину ураганом, бросились наутек, опережая друг друга. На дороге остался только один. Липкий пот ужаса насквозь пропитал его дорогой хитон. Весь похолодев, он глядел снизу на изваяние Скирона.
— Поднимайся сюда.
При всем старании путник не мог проронить ни слова.
— Поднимайся, говорю!
Страх действует весьма многообразно, и путник поначалу с трудом шевельнул языком:
— Не мог... — пересохшее горло связало спазмом.
— Мне самому сойти?
И тот же страх заставил его прекрасно, даже очень любезно, заговорить:
— Нет, нет, не надо, желанный!
Однако Скирон вырос перед ним, не дав ему и пару раз моргнуть глазом. Оставалось только дивиться, как быстро сбежал он с такой крутизны.
— Как звать тебя?
— Меня — Ктесип, баловень богов.
— А откуда ты знаешь, что я баловень богов?
— Это видно по твоему божественному телосложению, обожаемый.
— Чтоб я больше не слышал слова «баловень». Ты купец?
— Высокочтимый, да.
Скирон смерил его взглядом, вгляделся в его лоснящееся жиром лицо. Нет, он не был достоин жить. И все же спросил:
— Ты трус?
Путник с добрую минуту копался в своих путанных мозгах и наконец выискал желательный ответ:
— А как же, а как же, уважаемый, трус я, а то нет! О ты, прекраснорукий.
Скирон с омерзением покривился:
— А у тебя отменный кинжал, Ктесип. Ты что, его не употребляешь?
Путник и тут долго тужился в поисках ответа:
— Да нет, не так чтобы...
— Великолепно.
— Что? Что не употребляю? — услышав похвалу, путник радостно встрепенулся.
— Нет, я про твой кинжал. А у меня вот, — он слегка развел руки, — нету.
Путник мигом сорвал с себя оружие и протянул его рукояткой вперед. — Вот, изволь, соблаговоли принять, очень тебя прошу, обожаемый...
Скирон принял у него кинжал со словами:
— Все равно зря таскаешь и... Откуда ты сам?
Путник заносчиво вскинул голову:
— Издалекаприметный Пилос моя родина, где стада пылконогих коров резвятся на колышущихся сочной травою лу...
— С покупателя здорово дерешь?
— Как...
— Покупателя, говорю, здорово обдираешь?
Здесь путник стал торопливо сыпать словами:
— Ах, нет, нет, уважаемый, я не такой человек, как некоторые, зачем мне своего покупателя...
Но Скирон прервал его:
— Разоряешь.
Ктесип очень низко повесил голову:
— Разоряю.
— Выкладывай!
Купец, дрожаший теперь от иного рода страха, преодолев себя, обратился к разбойнику с нарочитой веселостью:
— Да с радостью, уважаемый, как это я до сих пор не сообразил...
Солнце, обильносветозарный Гелиос, уже зашло, но и в том меркнущем воздухе золотые монеты заговорили блеском у ног Скирона.
— Ведь ты приятно облегчился?
— Да, — ответил путник.
И вдруг разбойник задал ему более чем странный, совершенно непредставимый вопрос:
— Ктесип, ты любишь меня?
— Как?
— Любишь ты меня, спрашиваю, Ктесип?
— Ох, очень, очень сильно, так сильно, — оживился путник, — как факел в темную ночь, как...
— Но ведь любви-то нет? — затаив в душе боль... — Как же это ты любишь?
Путник потупился и сказал растроганным тоном:
— Откуда мне знать. Люблю и все.
— Но ведь любви-то нет! — не сводил с него сурового взгляда Скирон.
— Как там нет, были бы деньги! — и, уставившись на одну из бывших своих монет, со своей стороны, спросил: — А то почему бы я любил тебя, удальца, так сильно? — и покраснел.
Нет, он не достоин жить.
— А чего ты дрожишь?
— Ээ... ну, эээ... от любви, от любви!
Нет, нет, он не достоин жить.
Вцепившись пальцами, словно клещами, ему в ворот, Скирон единым махом разодрал на нем хитон.
Читать дальше