Николай Семченко - Горизонт края света

Одиночество этого журавля нарушил другой. Приземлился рядом, поблескивая красноватым оперением, и тут же с подозрением уставился в сторону Лёши. Наш «объект» тоже встревожился, пробежал несколько метров и взлетел. Вслед за ним набрал высоту и пришелец.

– Это красные журавли! – кричал и от радости смеялся Лёша. – Их ещё канадскими называют. Очень редкие! Давно я их не видел…

– И это всё, что ты можешь заявить в своё оправдание? – пошутил Дятел. – Так бы и сказал: не заводи трактор, журавлей спугнёшь, а я хочу ими полюбоваться.

– Иди ты, – весело огрызнулся Лёша. – Эти птицы от вашей техники уже на край света шарахнулись. Думали: тут покой. А ты – трактором их пугать!

Он, забыв недавнюю обиду, вдохновенно рассказывал нам о чудесном красном журавле, сохранившемся лишь на Канаде, Аляске да у нас, на Камчатке и Чукотке. Их очень мало, и встретить этих птиц – большая удача.

Разговоры о журавлях хоть как-то скрашивали нашу дорогу, но в конце концов даже неутомимый Лёша поскучнел и замолчал. Одуревшие от жары, комаров и жажды (как нарочно, чистых ручьёв не встречалось), мы добрались наконец до длинной речной излучины.

Река изгибалась дугой, образуя тихий, неглубокий заливчик, куда и скатывалась холодная, серовато-стальная вода Парени. Вдоль высокого крутого берега кое-где высились длинные тополя, за ними поднимались одиночные матчевые лиственницы в поросли пушистого молодняка, и тут же резко, без всяких переходов, начиналась тундра – низенький, облезлый кустарник, чахлые пучки болотной травы, яркие голубые пятна ирисов, дымка голубичников.

Влево от места слияния двух рек вздымался небольшой холмик, покрытый тёмной зеленью; кое-где белели в ней клочки пушицы. В кустах у основания холмика звенели малиновые колокольчики пеночек. Время от времени какая-нибудь из птах покидала занятую веточку и подлетала к ручейку. Он вился меж камней, взбивая серебристую пену у серого островерхого валуна. «Пью-пью-пью!» – кричали ей вдогогнку товарки. «Тля-тля-тля!» – ответствовала оторвавшаяся напарница и, наскоро попив, снова устремлялась к своей веточке, чтоб похвастаться: «Пью-пила, пью-пила!»

Дружные птички, ничего не скажешь. Никогда поодиночке не селятся – только стайкой. Вместе им, наверное, легче охранять свои гнезда, добывать корм и выращивать потомство.

– Да-а, стоило тащиться в эдакую даль, чтобы пеночек послушать, – иронично поцокал языком Дятел. – Нет тут никакого зимовья, вот помянёте моё слово…

Дорогу к птичьему раю преграждали толстые, в три пальца, стебли борщевика с широкополыми белыми шляпами. А за ними торчали пики рогоза и простирались настоящие дебри тёмно-зелёных болотных трав.

– Н-да, а нам ведь туда надо как-то продраться, – вздохнул Лёша. – Ничего не поделаешь, выломаем каждый по две берёзки, сделаем жердины и вперёд…

– А охрана природы как же? – съехидничал Олег.

– Дарами природы стоит пользоваться разумно, – засмеялся Лёша. – Вон Игорь об этом в газете пишет. Понял?

– Да ладно тебе, фу-ты, ну-ты!

Мы срубили несколько берёзок, обтесали сучья м пошли через болото: одной жердиной путь проверяешь, по другой идёшь. Как до конца жердины дойдёшь, вперёд бросаешь другую жердину, а ту, что под ногами, поднимаешь и ею подпираешься. Так и переступали. Медленно, конечно, но зато надёжно.

И куда нас черти несут? – бурчал Дятел то ли в шутку, то ли всерьёз. – В прошлый раз, кстати, здесь сухо было, никаких проблем – шпарь себе напрямки, без всяких проблем!

Лёша переступал по своей жёрдочке молча, и я тоже, озабоченный балансировкой на своей берёзке, молчал, а Дятел балагурил:

– Ну и народ. Что за люди? Куда нас несёт? Разве отсюда не видно: никакого зимовья на холме нет.

– Да что ты заладил одно и то же? – возмутился Лёша и передразнил: Что за люди, что за люди? А такие вот мы дуроломы: вперёд, и никаких гвоздей!

Окончательно переругаться они, слава богу, не успели, потому чо болотце скоро кончилось. Правда, в ногах путалась густая трава, она хватала нас за щиколотки жгутами корней, но всё-таки, наконец, можно было идти без всяких жердин.

На полянке мы отдышались, отряхнулись от грязи и налипшего пуха сушеницы 55. Лёша сказал, что пойдёт к реке, а Дятел, подмигнув мне, предложил:

– Ну что, поищем тут, как говорится, следы минувших эпох? Или – костерок, чаёк сварганим, а?

– Успеем ещё чаёк пофыркать. Можно подумать, мы сюда от нечего делать на пикник припёрлись…

– Фу-ты, ну-ты! Кто-то же должен разжечь костер, хоть обсушить обувь…