Николай Семченко - Горизонт края света

– Зачем меха копить? Долго рухлядь лежит – быстро портится, цвет теряет, крепость из кожи уходит…

– Учи их, учи уму-разуму, – подзадоривал Атласов Тимошку. – Пусть не жадничают! Готовы и одежду с себя последнюю снять, лишь побольше собольков нахватать…

Атласов привечал Тимошку, ценил его любознательность и пытливость, да и Ому парень поддерживал как-то неохотно: оказался на его стороне лишь потому, что деваться было некуда.

Бывало, Атласов читает Святое писание, взятое в поход, а тут Тимошка войдёт, осторожно встанет за плечом и, затаив дыхание, тоже упр1тся глазами в столбцы букв:

– Опять, начальник, шаманишь?

Атласов, улыбаясь вопросу, в который раз принимался объяснять:

– Не шаманю – читаю! Это, – показывал на значки, – буквы. Ими можно записать все мысли, рассказать об увиденном и услышанном…

– О! Большое это шаманство!

– Да не шаманство! – хохотал Атласов. – Буквы складываются в слова, слова повесть рассказывают…

– Что же, буквы могут разговаривать? Ай! Почему же Тимошка не слышит их голосов? Комар и тот пищит, жучок и тот жужжит, а буквы – немые. Зачем обманываешь?

– Книга умеет говорить молча, – терпеливо объяснял Атласов. – Вот ты когда думу думаешь, то твои мысли вслух не говорят. Так?

– Так.

– Вот и буквы говорят с человеком мысленно. Чтобы понять книгу, надо выучить буквы, и тогда книга станет твоим собеседником, и возрадует душу твою, и спасёт от сомнений, и даст новое знание.

– Тимошка тоже хочет говорить с книгой!

Атласов, как мог, стал учить его азбуке:

– Как отличить букву «о» от «а»? Глянь: «о» – круглый беличий глаз. Похоже? «А» – ровно две жердины, составленные вместе, посерёдке перекладина. Вот «П» – вешала для юколы. Запомнил?

Тимошка довольно скоро научился находить в тексте Священного писания знакомые буквы, с удовольствием выводил их палкой на снегу, и другие юкагиры с почтением и ужасом внимали ему – не иначе великим шаманом стал их сродственник, престранно камлает, ни один шаман тундры, даже самый старый и хитрый, не знает того, чему он научился у мельгытангов!

В Тимошке чувствовалась великая тяга к знанию, не в пример многим казакам, которые и руку-то не умели к бумаге приложить.

Юкагир радовался, что когда-нибудь сможет сам говорить с другими своими родичами при помощи значков на бумаге.

* * *

Когда воздух сладко запах талым снегом, отряд двинулся к реке Тигиль. Юкагиры по-прежнему держались угрюмо, и это выводило Атласова из себя.

– Как будто мы в чём-то повинны, а не они, – горячась, говорил он Потапу Серюкову.

– А мы и повинны, – откликнулся Потап. – Надо было сразу держать их в чёрном теле. Ома – волк в агничьей шкуре, за ним и сейчас в оба глядеть надо…

Атласов велел следить за поведением юкагиров, и обо всем подозрительном казаки, не медля, докладывали ему.

Дорога давалась всё трудней. Нелегко было идти по марям и болотам. С гор побежали грязные ручьи, они мутили чистую воду озёр и рек. Такую воду теперь нужно было отстаивать и кипятить – одна морока с ней! А тут ещё припасы кончились, всех олешек приблудного корякского князца давно съели и теперь довольствовались только куропатками, дикими гусями да зайчатиной. После дальнего перелёта в камчатскую землицу гуси были худы, без единой жиринки, их мясо отдавало тиной и рыбой. Мужикам снились овсяная каша, сало и чёрный хлеб, посыпанный сверху крупной солью.

В тигильской земле водилось много соболей и лисиц. Казаки сбрали здесь богатый ясак. Камчадалы даже обрадовались приходу странных людей, у которых можно выменять железные изделия и разную домашнюю утварь на меха.

Юкагиры были послушны, но всё так же молчаливы. Однажды они попытались тайно уйти из отряда.

Гневу начального человека не было предела. Целый день в лагере свистали тальниковые прутья – ослушников, всех до единого, перепороли.

– Глянь-ко! – казаки захлёбывались от смеха. – Ещё просит розог! Вот басурманское отродье!

Атласов тоже с удивлением смотрел, как худенький юкагир, совсем ещё мальчишка, снова просится под прутья. Сам и штаны меховые снял.

– Бей меня как всех! – канючил он. – Зачем обиду держишь? Сними с меня грех!

Здоровенный казачина, не выдержав его скулежа, сгрёб парня в охапку и, перегнув через колено, всыпал по оголенному месту по первое число.

– Вот тебе, вот! – приговаривал распаренный казак. – Допросился-таки, бесёнок!

Юкагир, взвизгивая от боли, и плакал, и смеялся. Да и другие его сородичи, пройдя экзекуцию, были донельзя довольные.