Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист

суббота

Краков бай найт — это прыжок во времени и пространстве. В “Друкарне” (это квартира, превращенная в дискотеку) блондинки дергаются под старые записи: “Belfast” “Бони М”, “Rock Lobster” “B52s”. В их возрасте, то есть лет в пятнадцать (иначе непонятно, как держатся такие буфера), я слушал те же песни. Какая жалость: я теперь слишком верен, чтобы узнать, как они бреют себе лобки. Оказывается, во влюбленном состоянии верность перестает быть жертвенностью. Влюбленный хранит верность без усилий и не считает это подвигом в мирное время. Любовь — это такая мулька, которая делает верность естественной.

воскресенье

Я рад, что вернулся, потому что скучал по Франсуазе и еще потому, что теперь меня ломает, когда никто не узнает меня на улице!

понедельник

Увенчав лаврами В.С. Найпола вслед за Гао Синцзяном, шведы из Нобелевского комитета опять выбрали изгнанника, апатрида, эмигранта. Знак времени? Самые великие романисты не боятся покинуть родной дом: тринидадец переезжает в Лондон, китаец — в Баньоле [251] Баньоле — пригород Парижа. . Но ни Найпол, ни Синцзян не поменяли язык: Набоков, Кундера и Джозеф Конрад были круче. Отказавшись от родного языка, они избрали новую родину — Литературу.

вторник

Говорить о себе плохо — это еще претенциознее, чем говорить о себе хорошо. Надеешься, что тебя тут же опровергнут или, на худой конец, что нейтрализуешь таким образом критиков. Подобным хвастунам навыворот я предпочитаю откровенных.

среда

Я в аэропорту Руасси, улетаю в Турцию. На этот раз Франсуаза соизволила составить мне компанию (она любит только солнечные страны). В нападении на Всемирный торговый центр есть свои преимущества — оно положило конец бардаку в бронировании. До 11 сентября любой пассажир мог быть не допущен на борт, хотя он заказал место и купил билет. Шансов было 50 на 50.

Теперь садись — не хочу, уверенности, что долетишь живым, нет, зато место обеспечено! Если исламисты собирались покончить с бездарностью дикого капитализма в одном отдельно взятом пункте, то они преуспели, равно как и пассажиры.

четверг

Стамбул — это Сан-Франциско для бедных; то вверх, то вниз, и повсюду вода. На террасе “Пера Паласа” мне хочется аплодировать. Этот пейзаж заслуживает stаnding ovation, да что там, даже испанского “Олa”! Красный диск солнца робко тонет в море, словно вода кажется ему слишком холодной, чтобы в нее нырнуть.

пятница

Эй вы, расисты проклятые! Вы считаете, что турки — это такие усатые толстячки из “Полночного экспресса”? Вы забыли роскошь Византии, ставшей Константинополем, а потом Стамбулом? Поскольку Нью-Йорк теперь в дауне, чтобы оторваться, приходится ехать в мусульманские страны (в Дубай, как Усама, или в Турцию, как Оскар). Турки похожи на итальянцев, они высокие и одеты лучше, чем вы. Турчанки сражают наповал (Моники Беллуччи без Венсана Касселя!). Семьдесят процентов населения моложе тридцати пяти лет. В Стамбуле, в квартале Нишанташи, только что открылся модный ночной клуб “Буз”. После постройки плато Альбион [252] В шахтных пусковых установках на плато Альбион (Прованс, Франция) размещены баллистические ракеты. нигде не видел я подобного скопления атомных бомб. (Пишу под контролем Франсуазы, а она не подарок.)

суббота

Что же касается минаретов, то они нацелены в небо наподобие обезвреженных ракет “земля — воздух”. Хотите, докажу, что эта страна не опасна? Мои романы очень хорошо здесь продаются. Про ночные клубы, про дурь, измены и декаданс! Пятьдесят тиражей!

воскресенье

Полная луна над пустынным морем. Выражаю благодарность своей тоске. Без нее я был бы ни на что не годен, я всем обязан ей. Отныне я собираюсь бороться за легкость, умирать за афоризм, жить ради простой благодати. Буду считать себя не полезным, а просто уникальным. И уж раз меня обзывают сибаритом, я постараюсь соответствовать этому ярлыку. Я решил, что теперь никто не помешает моей жизни доставлять мне удовольствие.

понедельник

Зачем писать о себе? Автобиографии слишком опасны, чреваты самовлюбленностью и мегаломанией, болезненны для близких и непристойны… У эпидемии “бесстыдных исповедей” (по выражению Танидзаки [253] Имеется в виду роман Дзюнъитиро Танидзаки “Ключ”. ) существуют свои возбудители, свое объяснение, о котором никогда не упоминают критики: этот феномен — порождение телевидения. Поскольку писатели “медийны”, их уже нельзя читать, как раньше. Читатели, сами того не желая, пытаются за персонажем угадать автора, куда там Сент-Бёву [254] Для Сент-Бёва-критика литературное произведение неотделимо от своего создателя, поэтому метод его был основан на пристальном изучении биографии писателя. . Как мы ни силимся убедить себя, что читаем вымышленные истории, сегодня чтение любой книги становится упражнением в вуайеризме. Мы пытаемся выманить писателя из романа, увидеть “товар лицом”, показанный по телевизору или на газетных снимках. Если все художники не спрячутся, как Сэлинджер, им придется выставлять себя напоказ в собственных произведениях либо (против воли) их затмевать. Вот почему, даже если я пытаюсь действовать иначе и давать волю воображению, мне становится все труднее читать книгу, автор которой не является одновременно и ее персонажем. И уж тем более писать. Поскольку мне недостает мужества исчезнуть, я вынужден красоваться — до того как взорваться.