О Чонхи - Огненная река

Я почувствовала холод в спине. Это не только потому, что он принёс холодный воздух с улицы, когда вошёл. В комнате становилось холодно. Я открыла крышку печки, достала угольный брикет, который хорошо прогорел, заменила его новым и поставила чайник.

По лбу мужчины стекали капли, наверное, это было ему неприятно, и он снял шапку. Голова оказалась чисто выбритой.

Он заметил мой взгляд и сказал, погладив себя ладонью по затылку:

— Сегодня рано утром я вышел из тюрьмы. Я пробыл там ровно пятнадцать лет.

Не реагируя на это, я встала и поправила лампу, чтобы свет не мешал старухе. Потихоньку включила радио, взяла нитки и стала сматывать их.

— Вам помочь?

— Нет, не стоит.

Искоса поглядывая на короткие пальцы мужчины, я подтянула к себе колени и зажала между ними моток ниток.

— Там я работал токарем. Конечно, до того, как лишился пальцев. Потом я занимался другим делом.

Мужчина хрипло засмеялся.

— Уже несколько лет я не имел связи с семьёй. Но я думал, что они всё ещё живут здесь. Мать, жена и дети. Мать была почти ровесницей этой старухе. В голову даже не приходила мысль, что тут будет хозяйничать кто-то другой. Моё заблуждение понятно, я жил, огражденный от мира забором.

Мне показалось, что мужчина так быстро не уйдёт. Удобно вытянув ноги, он говорил как бы нехотя, цедя по одному предложению.

Старуха легко хлопнула два раза по кровати. Я аккуратно положила моток так, чтобы нитки не запутались, принесла из ванной горшок и подложила его под зад старухи, закрывая её от взгляда мужчины. Старуха только стонала, но не писала.

Часы на террасе пробили два раза. На большее не хватило завода.

Я убрала в угол смотанный клубок ниток и взяла вязание. Чайник начал кипеть — шик-шик… Он трясся с таким шумом, что с него едва не слетела крышка.

Мужчина и я одновременно встали и также одновременно тяжело сели. Я медленно поднялась, открыла крышку чайника и налила туда немного холодной воды. Клокотание тут же прекратилось.

— Чайник может так гудеть? Ничего себе!

Мужчина сказал так, будто его это очень интересовало.

— Это гудение сможет сдвинуть поезд с места.

Я несколько раз распускала шаль и вязала её заново, потому что ошибалась в простом узоре в виде пчелиных сот.

Мужчина совсем не собирался уходить. Может, он намерен здесь ночевать?

— Послушайте…

Прорепетировав про себя несколько раз, чтобы в моём голосе не было никаких эмоций, и чтобы я была уверена, что в нём нельзя услышать больше, чем просто «послушайте», я произнесла эти слова вслух, будто выступаю с речью со сцены.

— Нам тоже пора отдыхать.

Но мужчина не двигался. Возможно, он заснул. Я быстро сказала высоким голосом, как это бывает наедине с собой:

— Теперь вы точно поняли, что ваша семья здесь не живёт. Конечно, я вам сочувствую. Но это дом, где живут только женщины.

Я произносила фразу «дом, где живут только женщины», чётко выговаривая каждый слог, чтобы подчеркнуть этот факт. Но, когда я это говорила, моя надежда на то, что он меня слушает, всё слабела. Наслаждаясь тем, как высокий голос, непохожий на мой, мягко смешивается с тёплым светом и темнотой, я продолжала говорить:

— Послушайте. Я целый день ухаживала за больной и устала. К тому же это не гостиница, не мотель. Кстати, тюрьму называют государственной гостиницей, да?

Я прекрасно понимала, что у мужчины нет к нам никакой враждебности, для этого он выглядел слишком усталым. И я заговорила фамильярно, понизив голос:

— Хотя тут поблизости нет мотелей, но если спуститься до той дороги, где ходят автобусы, там вы наверняка найдёте какой-нибудь. А если вы просто ошиблись адресом, у вас ещё есть время найти свой дом.

Я хорошо справилась с ролью достойной хозяйки.

— Извините, вы не могли бы дать немного варёного риса, если что-нибудь осталось?

Мужчина спросил, вдруг прервав мою речь на середине. Я не очень хорошо поняла, что он сказал, поскольку совсем не ожидала услышать это.

— Рано утром я съел только пару кусков тубу [4] Тубу — соевый творог. На немногие оставшиеся деньги я купил пальто, шапку и кроссовки. Иначе, где бы я ни появился, на мой вид обратили бы внимание. Я думал, что всё будет в порядке, как только доберусь до дома. Обидно, что я работал пятнадцать лет, чтобы получить такую мелочь. Я совсем не хотел вас обеспокоить.

— Если вы не хотели беспокоить нас, то не надо было вообще заходить сюда.

Холодно бросив это в ответ, я вышла на кухню.