Армандо Салинас - За годом год

— Тебя зовут Энрике Гарсиа?

— Да.

— Ну так подпиши вот здесь. И можешь идти, ты свободен. Через две недели явишься в мадридскую капитанию.

Он взял бумагу и направился к бараку охраны. Дежурный внимательно просмотрел его документы и только потом приказал отворить опутанные колючей проволокой ворота.

Выйдя за ворота лагеря, Энрике оглянулся. Солдаты на дозорных башнях сидели у пулеметов. Не останавливаясь, Энрике направился прямо в Мадрид.

Поезда почти не ходили. Все станции были забиты беженцами, возвращавшимися домой. И никто не знал, когда отправится поезд или когда он доберется до места назначения. Составы подолгу простаивали без паровозов, и люди вылезали из вагонов, чтобы размять ноги и поискать еды в том городке, где застрял поезд.

А когда паровоз наконец прицепляли, люди штурмовали вагоны и устраивались кто как мог: одни ехали на буферах, другие — на крыше, третьи — где отыскали свободное местечко.

Энрике расположился на полу товарного вагона. Рядом с ним ехала семья: муж с женой и двое детей. В другом конце вагона дремали еще несколько человек.

Женщина разогревала на жаровне бобы.

— Подложи под низ кусок железа, не ровен час посыплются искры, — предупредил мужчина.

Энрике, не евший уже два дня, не мог оторвать глаз от кастрюли.

— Нет, — ответил мужчина. — Мы не из Мурсии. Мы приехали в Мурсию, как только началась война. Я служил во вспомогательных войсках. У меня нет трех пальцев на правой руке, — сказал он, словно извиняясь.

— Да помолчите вы, спать не даете, потом расскажете свою историю, — раздался недовольный женский голос из глубины вагона.

— Уже одиннадцать часов, не понимаю, чем вы возмущаетесь, — возразила женщина, разогревавшая бобы.

В вагоне пахло потом и дымом.

— Надо бы отворить дверь и немного проветрить.

— Хорошо, — сказал Энрике. У него страшно ломило ноги, но он встал и попытался сдвинуть тяжелую дверь товарного вагона.

— Погоди, — сказал мужчина, возвращавшийся из Мурсии.

Поезд медленно катил среди заброшенных полей. Было свежо, и Энрике раскатал рукава гимнастерки. Потом тяжело опустился на шинель.

Муж с женой о чем-то тихо беседовали в своем углу, детишки затеяли шумную возню.

— Смотри, Ансельмо. Как бы дети не вывалились на рельсы, — забеспокоилась мать.

— А я видел мышонка, — сказал один из малышей, обращаясь к Энрике.

— Он был малюсенький-малюсенький, а хвост во какой длинный, — добавил другой мальчик.

— А где он теперь? — спросил Энрике, беря малыша за руку.

— Убежал.

— А у нас дома были куры и кролики, — стал рассказывать старший из мальчиков.

— И еще лошадь.

— Лошади красивые животные, в начале войны у меня был отличный конь.

— А как его звали? Нашего звали Мавр.

— У моего была кличка Кордовец.

— А меня зовут Антонио.

— А меня — Эмилин.

— Ты был на войне?

— Да.

— А в наш дом в Мадриде попала бомба.

К Энрике, беседовавшему с детьми, подошла их мать.

— Совсем вас заговорили, — сказала она.

— Да нет, они очень славные ребята.

— Вы, кажется, едете один?

— Да, сеньора.

— Мой муж приглашает вас пообедать с нами. Ничего особенного, пустые бобы.

— Пилюли доктора Негрина [8] Президент Испанской республики. .

— Я их очень люблю, они вкусные.

— Я вам очень благодарен, со вчерашнего дня ничего не ел.

— Боже мой! Со вчерашнего! Пойдемте, пойдемте с нами! Вы представить себе не можете, как мне жалко наших солдат. Бедняжки ни в чем не виноваты. Может, оттого, что у меня у самой мальчишки, но уж больно мне жалко матерей. Не дай бог, чтобы с моими детьми приключилось такое.

— Значит, вы только освободились из концлагеря? — спросил мужчина.

— Да, просидел три месяца с лишком, — ответил Энрике.

— Как странно, что вас отпустили, а я слышал, что всех, кто попадает в концлагеря, отсылают на принудительные работы.

— Я сам толком не понимаю, но ни о чем не спрашиваю. Выпустили, и вся недолга.

— Может, потому что забрали уйму людей, девать их некуда.

— Может, поэтому, — согласился Энрике.

От еды его немного разморило. По всему телу растекалась приятная истома. Ноги не так ныли.

— Ходилки мои плохо работают. Опухли уж больше месяца, — пояснил Энрике.

— Это все от голода и нехватки овощей, — заметил мужчина.

— И поэтому, и еще, наверное, из-за ревматизма.

Энрике, выкурив предложенную ему сигарету, задремал, убаюканный мерным покачиванием поезда. Вечером он проснулся.