Армандо Салинас - За годом год

— Привет, как поживаете? — спросил знакомый подружки.

— Если не возражаете, мы вас немножко проводим, — добавил другой.

Звали его Луис. Он буквально не спускал глаз с Антонии, едва они встретились.

— Мы идем домой, — ответила Антония.

На площади Бильбао подружка распрощалась с Антонией. Приятели тоже разлучились — каждый отправился провожать приглянувшуюся девушку.

— Можно, я как-нибудь зайду за тобой? — спросил юноша Антонию.

У девушки екнуло сердце.

— Если хочешь, — сказала она.

На следующий день ей уже было о чем рассказывать в парикмахерской. А дома дела шли все хуже и хуже. Подходя к своему парадному, девушка преображалась. Радость, нетерпение, охватывавшие ее при мысли о встрече с Луисом, вмиг улетучивались.

Настроение тетушки с каждым днем ухудшалось. По пустякам она затевала нескончаемые ссоры. Даже деньги, которые приносил каждую неделю Педро, почти не смягчали тетку, она ходила хмурая и насупленная. А порой вдруг становилась нежной и любезной и показывала Антонии связку писем, которую хранила с самой войны.

— Это мне писал мой Эмилио. Бедняжку убили на Эбро.

— А какой он был? — спрашивала Антония.

— Блондин и стройный как тростинка.

Когда Ауреа рассказывала о своей прошлой любви, сердце Антонии наполнялось жалостью к тетке. Только с Педро тетя Ауреа никогда не ссорилась. Юноша вел весьма независимый образ жизни. Больше трех дней кряду он никогда не проводил дома. А иногда являлся только переночевать. Ему стелили на полу у кровати, на которой спали женщины. Педро укладывался не раздеваясь, он лишь скидывал пиджак и клал его себе под голову вместо подушки.

У Педро по временам водились большие деньги. Антония не знала, где брат добывает их, но не хотела его расспрашивать. Она знала только, что он работает официантом в пивной.

— Прибери немного в комнате, — сказала тетка. — А я смахну пыль. Сегодня меня погоняли в конторе, выжали семь потов, до сих пор бока ломит.

Антония принялась подметать комнату. Провела щеткой по узкому пространству между кроватью и стеной. Передвинула с места на место стул и чемодан, где хранилась посуда. Отворила дверь, чтобы выпустить пыль в коридор.

Мария, хозяйка квартиры, распевала песню, без конца повторяя припев. У нее был глубокий, приятный голос. Мария пела у себя на кухне, а слышно ее было даже во дворе.

«Наверное, опять напилась, — подумала Антония. — Вот уж несколько дней как пьет».

— Наша-то опять навеселе, — пробормотала Ауреа.

— Ничего удивительного, сеньор Матиас только и делает, что бьет ее. Как остался без работы, так всю вину за свои неудачи валит на жену. Вдобавок еще отбирает у нее деньги на табак.

— Она не умеет постоять за себя. Попробовал бы меня тронуть этот сеньор Матиас! Я бы ему мигом рожу на сторону свернула. Вчера дубасил ее в коридоре. В крик кричали, потому я все и узнала. Мария что-то заложила в ломбарде, и ей дали всего-навсего пять дуро.

— Сеньор Матиас знает свое дело туго, выкладывай ему каждый день по два дуро, а на остальное ему наплевать, — сказала Антония.

Раздался звонок у входной двери. Это пришел Педро.

— Бониато [5] Сорт сладкого картофеля. уже готов, давайте обедать.

Педро был высокий и сильный парень. Блондин с синими глазами.

— Как дела? — спросил он, входя в комнату.

— Как всегда, — ответила сестра.

Все трое уселись за деревянный ящик, не сводя глаз с кастрюли. Тетка стала разливать хлебный суп. и каждый, следя взглядом за ложкой, считал, сколько кому достанется.

Педро, дожидаясь, когда остынет суп, чистил бониато. Потом нарезал его кусочками.

Первого апреля Энрике арестовали. У него не было штатского платья, и он продолжал носить форму республиканских войск; скрыться ему не удалось. Задержали его прямо на улице и вместе с сотнями других республиканских бойцов отправили на футбольное поле в Пуэнте де Вальекас, которое было наспех переоборудовано в концентрационный лагерь.

Каждый день сюда прибывали новые группы арестованных. Днем еще было не холодно, но по ночам пленникам приходилось тузить друг друга, чтобы хоть как-то согреться. Все трибуны стадиона, служившие арестованным постелями, были заняты. Только на самых верхних рядах солдаты охраны не позволяли никому устраиваться, потому что кто-то из арестованных покончил с собой, кинувшись оттуда головой вниз.

Через несколько дней сколотили первую партию пересыльных. Энрике попал в нее. В закрытых грузовиках их доставили на железнодорожную станцию и там погрузили в товарные вагоны. Путешествие — они останавливались чуть ли не на каждом полустанке — длилось три дня. И почти все это время вагоны были наглухо закрыты. Пленники не видели дневного света. Ехали в такой тесноте, что негде было прилечь. Воздух в вагонах был удушающе спертым. Пахло сыростью, потом, немытым телом. Моча, с трудом просачиваясь между досками, скапливалась на полу вагонов лужами.