Мо Янь - Устал рождаться и умирать

— Это я, старина Дяо, не чтобы тебе всё испортить, а чтобы гены потомства были доброкачественными.

Упёршись задними ногами в землю, я поднялся и устремился на Дяо Сяосаня. Он тоже бросился на меня, и мы столкнулись нос к носу метрах в двух от земли. Какое у него, оказывается, твёрдое рыло! Да ещё этот тошнотворный запах изо рта. С ноющим от боли носом и звенящей в ушах песенкой о шляпе я грохнулся на землю. Перекатившись, вскочил, потрогал нос — на лапе остались следы голубоватой крови.

— Мать твою! — выругался я вполголоса.

Дяо Сяосань перекувырнулся, вскочил, потрогал рыло, и на ноге у него тоже осталась голубоватая кровь.

— Мать твою! — вполголоса выругался он.

«Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла, потерялась шляпа, что подарила мама», — звенела в небесах песенка. Луна перекатилась обратно, остановилась у меня над головой, покачиваясь то вверх, то вниз в потоках воздуха, как летучий корабль. Шляпа сделала изящный виток вокруг неё, словно спутник. «Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла, потерялась шляпа, что подарила мама», — подпевали свиньи, кто хлопая в такт передними ногами, кто притопывая задними.

Я подобрал абрикосовый листок, пожевал, выплюнул, замазал окровавленный пятачок и приготовился ко второму раунду схватки. У Дяо Сяосаня кровь текла из обеих ноздрей; голубоватая, она капала на землю, поблёскивая, как бесовские огни. «Похоже, первый раунд закончился вничью, — радовался я в душе, — но преимущество всё же за мной. У меня кровь только из одной ноздри, а у него из обеих». Я знал, что на меня сработал и тот взрыв, мощный, как взрыв детонатора. Если бы не он, разве сравниться моему носу с его рылом, привыкшим копаться в каменистой почве Имэншани. Глаза Дяо Сяосаня рыскали из стороны в сторону, очевидно, в поисках абрикосового листка. Тоже хочешь заткнуть ноздри, чтобы кровь не текла, каналья? Ну уж нет, такой возможности ты не получишь! Хрюкнув боевой клич, я впился в него пронзительным взглядом и напряг мускулы тела, сосредоточив всю мощь в яростном прыжке…

Но вместо того чтобы прыгнуть навстречу и встретиться лоб в лоб, этот хитрый чёрт скользнул, как вьюн, вперёд, мой удар пришёлся в пустоту, и я влетел прямо в листву того самого кривого абрикоса. Затрещала ломающаяся ветка — здоровенная, с чайную чашку толщиной, — и я вместе с ней рухнул на землю, ударившись головой, а потом спиной. Перекувырнувшись, поднялся на ноги. Голова кружилась, рот полон земли. «Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла», — отбивая такт ногами, распевали свиньи. Эти самки отнюдь не мои фанаты, нос по ветру держат, кто верх возьмёт, тому зад и подставят. Кто победил, тот и царь. Довольный Дяо Сяосань встал прямо, как человек, и, прижав ноги к груди, принялся благодарно раскланиваться, посылать воздушные поцелуи. Хотя рыло у него ещё было в крови, и вся грудь кровью измазана, самки разразились криками «браво». От этого он исполнился ещё большего самодовольства, с гордым видом направился к дереву, подошёл ко мне, ухватил зубами усыпанную плодами ветку, которая обломилась под моей тяжестью, и стал вытаскивать у меня из-под зада. Ишь, распоясался, гад! Но голова ещё кружилась. «Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла». Я, не отрываясь, следил, как он тащит эту тяжеленную ветку с множеством плодов. Отступив с ней на несколько шагов, он остановился, чтобы передохнуть пару секунд, и потащил дальше, скребя по земле. «Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла». Молодец, третий братец. Внутри всё вспыхнуло, так и хотелось броситься на него… Но головокружение не проходило. Дяо Сяосань дотащил ветку до Любительницы Бабочек, встал на задние ноги, отступил правой на полшага, согнулся в поклоне и правой передней ногой описал полукруг, как джентльмен в белых перчатках:

— Прошу вас, барышни.

«Ла-я-ла-ла-я-ла». И махнул самкам и расположившимся чуть подальше боровам. Те с радостным хрюканьем вмиг разодрали ветку на куски. Двое боровов посмелее вознамерились подобраться к дереву поближе. Тут я встал. Одна некрупная самочка урвала небольшую ветку с плодами и с довольным видом потащила прочь, мотая головой и громко похлопывая себя по щекам мясистыми ушами. Дяо Сяосань ходил кругами, посылая воздушные поцелуи, а один мрачного вида старый боров сунул копыто в рот и пронзительно свистнул. Все свиньи тут же успокоились.

Я отчаянно старался прийти в себя, понимая, что, если снова полагаться на безрассудную храбрость, всё может закончиться ещё более плачевно. Но это ещё дело десятое, главное, что, стань эти самки жёнами и наложницами Дяо Сяосаня, через пять месяцев на ферме появится сотня длиннорылых маленьких демонов с остренькими ушками. Я крутанул хвостиком, потянулся всеми членами, выплюнул набившуюся в рот грязь и заодно набрал несколько абрикосов. Они валялись на земле толстым слоем, я сам только что сбил их — уже зрелые, сладкие, с медовой мякотью. «Ла-я-ла, ла-я-ла-ла-я-ла, шляпа мамы вкруг луны, золотисто-жёлтая, серебристо-белая». Съев пару плодов, я успокоился. Сочные, так и тают во рту, создают ощущение комфорта. Уже без волнения и спешки я наелся досыта. Дяо Сяосань, зажав лапой абрикосину, поднёс её ко рту Любительницы Бабочек, но та кокетливо отказалась.