Майкл Муркок - Лондон, любовь моя

— Это не то, что хотели бы слышать в редакции образовательных программ, мам. Мы считаем, что ковбойских передач и так слишком много.

— А я люблю старые фильмы. «Пат и Майк», «Воспитание Крошки», «Окаменевший лес». Хотя все это, кажется, немного вышло из моды. — Покончив с последней лепешкой, она аккуратно слизала джем с пальцев. — Ну же, моя дорогая, какая там у тебя великая новость?

— Ну, — замялась Хелен, — ты ведь знаешь, что я писала книги для одного издательства?

— «Миллз-энд-Бун». Твои книги у них самые лучшие.

— Так говорит и мой агент. Его зовут мистер Арчибальд. Он попросил меня прислать пару глав новой книги и набросать сюжетные линии. Я не очень-то в это верила, но Делия, та девушка, с которой я вместе снимаю квартиру, сказала, что я должна рискнуть. Так что я рискнула. И как думаешь, что из этого вышло?

— Мистеру Арчибалду удалось ее продать? — Мэри нравилась эта игра.

— Вот именно! И знаешь кому? — Хелен почти пропела: — «Коллинз»! В этом издательстве выходят все исторические романы и триллеры. Агата Кристи, Росс Макдональд, Хэммонд Иннес. Представь! И знаешь за сколько, мам?

— За пять сотен фунтов! — назвала Мэри самую крупную сумму, которую только могла вообразить.

— Две тысячи, мам! Невероятно, правда? Теперь мы можем переехать в хорошую квартиру и вообще делать, что захотим!

— Мы? — Мэри подумала, что сейчас будет главное сообщение.

— Мы с Делией. Хотим подыскать квартиру где-нибудь в Линден-Гарденз или Орм-Корт, напротив парка.

— Это было бы чудесно, дорогая. Но почему ты не познакомишь меня с Делией?

— Обязательно, мам. Она сама хочет с тобой познакомиться. Но, видишь ли, она медсестра, и у нее вечно дежурство. Она самый добрый человек на свете. Ну, что ты теперь скажешь о своей маленькой девочке? «Мисс Денежный Мешок»! По словам мистера Арчибалда, если за книгой стоит «Коллинз», то она будет продаваться вечно и может стать бестселлером. Да я сотни еще напишу!

Каннингем или даже Николаефф может быть та вещь Кейджа хороший фильм

Радуясь переполняющему дочь восторгу, Мэри заказывает еще одну чашку чая. «Все, что ни делается, все к лучшему», думает она. Перед ее взором мысленно проходит ряд красных обложек «Макмиллан классик», на которых золотыми буквами вытиснено: Хелен Газали. Она так и не сказала Хелен о том, что все ее книжки, вышедшие в издательстве «Миллз-энд-Бун», она обернула красной бумагой.

— У меня есть еще одна новость, — говорит Хелен. — Такая же хорошая. Я рассказывала тебе, что мы готовим серию передач о Блице, о том, как люди сплотились в это время и все такое прочее. Мне пришлось со многими говорить о войне и… человеческом факторе. Это дает возможность лучше понять, как все было на самом деле. Мой напарник встретился с одним стариком, который живет в кибитке за станцией Юстон и который услышал, что мы ищем людей с интересными рассказами о том времени. Конечно, нам приходится всех их прослушивать, потому что некоторые говорят что попало, просто ради того, чтобы их показали по телевизору, или ради денег. Но все, что рассказал этот старик, выдержало проверку. Во время войны он работал в противопожарной службе в районе Тоттнема. И он помнит нас обеих, мам.

Мэри почувствовала тошноту, потом у нее задрожали ноги, потом появились слезы. К этому она не готова.

— Мы можем для него что-нибудь сделать?

— Я все уже организовала. Через пять минут за нами заедет машина, и мы поедем в Юстон. Он очень хочет увидеть тебя. Он все время говорит, что это чудо.

— Чудо, что нас вообще спасли. — Мэри смотрит на проносящиеся мимо машины со страхом, причины которого не может понять. — Может быть, он знал твоего отца, бабушку, дедушку. Ты сказала, что он живет в кибитке?

— Это что-то вроде времянки на заброшенных сортировочных путях. Он бродяжничает уже много лет. В нем явно течет цыганская кровь.

— Я так и знала, что во всем этом как-то замешаны цыгане, — говорит Мэри. Ей становится трудно дышать. — О, посмотри, какие розы!

сказал в чем именно я ошибалась горящий бетон видение — арфы и мистер Фицмари как падающий Феникс в отличной пьесе сицилийская вдова коррео пара ми шейгец шлонг ойцгемит-хет

Арендованный «ровер» отвез их за станцию Юстон, в квартал узких улочек, где раньше находились пошедшие под снос дома. Теперь в уцелевших сарайчиках обитали старьевщики, хранившие здесь свое барахло, лошадники, механики, скульпторы, скупщики цветного металла. Несмотря на предзакатное тепло, над кварталом висела атмосфера уныния. Когда они проезжали под железнодорожным мостом к квадратной, окруженной сараями и кирпичными конюшнями забетонированной площадке с торчащей посередине колонкой, со всех сторон до Мэри доносились стук молотков, дребезжание стекла и жужжание пил, пахло конским навозом, древесной стружкой, горячим металлом и жженой резиной. На площадке вокруг колонки толпились грязные ребятишки. Дети эти могли принадлежать к любому из прошедших или грядущих столетий. Они с подозрением поглядывали на «ровер», остановившийся рядом с фургонами, выкрашенными в серебристый цвет. Лишь пара кибиток были традиционного типа, на конской тяге. Они были украшены сложным желтым, красным, голубым и зеленым орнаментом, напоминающим тот, которым в Северной Африке или Афганистане расписывают грузовики. Лошадей, однако, не было видно. Вместо них поодаль лежали груды поломанных автомобилей, тщательно разобранных на детали, которые еще могут пригодиться, и бесполезные части, которые будут сданы как металлолом. Оставив нервного водителя в «ровере», Мэри и Хелен медленно пошли мимо пялящихся на них детишек к кибиткам. Когда они приблизились, в окнах и дверях кибиток появились другие лица, не менее грязные, чем лица детей. В глазах не было никакого любопытства. Из старой раскрашенной кибитки вышел какой-то человек и мягко спросил: