Майкл Муркок - Лондон, любовь моя

— Удачи тебе. Ты знаешь, где нас искать. Не теряем контакт.

Леон с виноватым видом расправляет свой плащ, потом снимает с вешалки шляпу.

— Чао! — Данди не в силах скрыть легкий сарказм.

— Я заеду к тебе, — заверяет Джудит Мэри. — До скорого. — И посылает ей воздушный поцелуй.

— Вот ублюдки, — бормочет Дэвид Маммери, склонясь над пустым бокалом. — Что же нам со всем этим делать? Иногда я жалею, что в руках у меня нет автомата.

— И по кому бы ты стал стрелять, а, Дейви? — Бен Френч откидывается на спинку стула. Он почти так же пьян, как и его друг.

— Какая разница? Это имеет значение? Да хоть по оленям в Ричмонд-Парке!

— Им бы это очень не понравилось, — говорит Мэри Газали.

Хотя мне так и не удалось, писал Маммери, отблагодарить Черного капитана как следует, я все же смог помочь ему, когда он попал в беду в 1977 году на карнавале в Ноттинг-Хилле. Помню, в первое утро праздника, едва проснувшись и выглянув в окно, я увидел, что и справа, и слева улица перегорожена полицией. Повсюду стояли молоденькие неловкие копы. Бен Френч как раз в это время подъехал к моему дому. Я увидел, как его «форд» остановился у заграждения, а инспектор в капюшоне машет ему, запрещая проезд. Быстро натянув штаны, я помчался вниз по лестнице.

— Это моя машина, офицер! — закричал я на бегу. — Он пригнал ее мне.

Инспектор, похожий на банковского служащего, призванного в ряды СС, повернулся в мою сторону.

— Очень сожалею, сэр. Мы сами не знаем точно, что происходит. — Он окинул улицу подозрительным взглядом. — Нам сказали, что ожидаются беспорядки, но мы не знаем, с какой стороны.

Мне показалось, что он видит во мне потенциального союзника, и понял, что он считает всех черных врагами, а белых — друзьями. Никогда прежде мне не доводилось оказаться в такой близи от такого скопления взвинченных полицейских. Когда Бена пропустили и он припарковал машину, я сказал ему:

— Сегодня будет жарко. Что-то не хочется тут оставаться.

— Вот черт, — буркнул он. — Вечно дурные новости.

Бен только что вернулся из США, где у него было свое дело: что-то связанное с телекоммуникациями. В свое время, служа в Королевских ВВС, он получил специальность инженера связи, но поскольку он был еще и поэтом, то теперь у него появился вдобавок собственный книжный магазин в Брайтоне. Мы виделись не чаще чем раз в два или три года. В то время, о котором я рассказываю, у него был вполне консервативный внешний вид — короткие волосы и мешковатый костюм, уже лет пять тому назад вышедший из моды. Это было связано с тем, что в Вайоминге, где он жил, не слишком жаловали длинноволосых. У него было загорелое лицо и куда более здоровый вид, чем у меня.

Мы сели в кухне у окна и стали пить кофе, посматривая вниз на полицейских, толкавшихся на одном месте в искреннем замешательстве. В них не чувствовалось особой злости, но это были парни, согнанные из пригородов и не имевшие никакого опыта обращения с толпой. Каждый из них считал, что в любую минуту может пасть жертвой африканского копья. На самом деле все сколько-нибудь серьезные проблемы на Ноттинг-Хиллском карнавале возникали как раз из-за таких нервных полицейских, притом что местная полиция сама была настроена откровенно расистски. Районные советы пытались запретить карнавал с тех пор, как он превратился в вест-индский фестиваль Марди-гра, привлекавший народ со всего Лондона. Этот карнавал оказался в ряду самых веселых зрелищ, которые знавал Лондон со времен народных гуляний в честь окончания войны. Вводя в город сотни дополнительных полицейских подразделений, местные власти уведомляли «налогоплательщиков» (эвфемизм, означающий респектабельных белых горожан), что сделали все возможное, дабы запретить карнавал, однако не преуспели в этом, так что, если начнутся беспорядки, их обвинить будет не в чем. Очевидно, они надеялись, что произойдет нечто столь ужасное, что позволит им в следующий раз наложить запрет на проведение карнавала. Я не желал быть избитым из-за их политических манипуляций. Бен охотно согласился отвезти меня в Хивер, куда мы мальчишками гоняли на великах, чтобы пообедать в тамошнем кабачке и предаться сентиментальным воспоминаниям о старых добрых временах. Был чудесный день, и над Хиверским замком сверкало солнце. Ни один настоящий средневековый замок, включая Виндзор, никогда не выглядел так прекрасно. Этот день казался нам замечательным, легким, великолепным, похожим на дни нашего детства.