Ганс Леберт - Волчья шкура

— Меня зовут Ильзе, — сказала она с необоснованной загадочностью в голосе и выпятила губы, казалось, она ждала, как он на это отреагирует. Потом добавила (сиплым, бесцветным голосом, странно и грубо прозвучавшим во внезапно наступившей тишине):

— Ну, в чем дело? Чего ты еще ждешь? В другой раз так просто меня не получишь!

То были слова ангела (слушайте! слушайте!), и прозвучали они, конечно, несколько вульгарно (вульгарно не для той особы, которая их произнесла, а для ниспосланного богом ангела). Ясно, что Малетта этого не понял. Неясно, однако, почему он не воспользовался случаем.

Слушайте! Слушайте! Ничего себе разговор для девушки, подумал он и воспользовался случаем, чтобы совершить ошибку. Он думал: так! Теперь оставим девицу лежать, как она лежит, и пусть себе лопнет со злости. Малетта и не чаял, что это ангел божий говорил с ним хриплым голосом фрейлейн Якоби.

С кривой ухмылкой на губах он поднялся и бросил на нее презрительный взгляд. А потом:

— Нет, благодарю. Сапоги я с вас снял. А для дальнейшего наймите себе платного партнера.

Она не шелохнулась. Даже дыхания ее не было слышно. Казалось, она еще не хотела верить, казалось, еще ждала. В задранной юбке лежала она поперек кровати, словно так можно было стереть в памяти услышанное. Но выглядела она как на смертном одре. Губы вдруг побелели, глаза бессмысленно уставились в пустоту, и дрожь пробежала по ее телу. Ангел одним прыжком выскочил из нее, добрый ангел дал деру, и осталась только она, учительница Ильзе Якоби, не нагая и прекрасная, а омерзительно, постыдно заголенная, только она, женщина двадцати восьми лет, мать девочки по имени Герлинда, сначала дева трудовая, потом сотрудница вермахта, прошедшая через множество разочарований и под конец попавшая в плен. Затем целый год изо дня в день работа в угольной шахте (черной, как продукт осквернения расы), еще раньше ее изнасиловала рота солдат, и позднее тоже, все, как говорится, одно к од ному, но никогда еще ей не было так больно и так стыдно, как перед этим жалким субъектом, в котором для нее не было ничего привлекательного, кроме разве что одного загадочного обстоятельства: он ненавидел ее и тем не менее его к ней тянуло.

Но он отвернулся и вышел из комнаты. Тогда она вскочила, одернула юбку и разразилась бранью:

— Идиот! Грязная свинья! Неужто вы думали, что я и вправду лягу с вами!

Малетта — он уже ходил взад и вперед по своей комнате — слышал, как она хохотала точно помешанная, потом все стихло, и вдруг она вышла, сбежала вниз по лестнице и бросилась вон из дому, как будто за нею гнался черт.

Зверям в лесу не спалось. Птичьи крылья мелькали во тьме меж деревьев. В бушующем море ветра черными призраками метались вороны и слышался легкий тревожный топот копыт по снегу.

Матрос брел по деревне. Даже скотина в хлевах беспокоилась, фырчала, сопела, рвалась с цепи. Он это слышал и слышал шуршание соломы в черноте скотных дворов. А в небе, над разорванными теплим ветром тучами, плыла луна (наконец-то полная луна!), и деревня была вся в черных и серых пятнах — мозаика из талого снега и черной грязи.

Продолжая свой путь, матрос шел мимо «Грозди». Освещенные окна отражались в лужах. Внутри уже, видимо, собрались завсегдатаи, их возбужденные голоса были слышны даже на улице — и снова луна, и ничего, кроме журчания полой воды; луна — расплывчатое пятнышко, то темное, то светлое в уходящих тучах, что плыли по ветру, как льдины по реке. Матрос шел и шел. Трубы черными кольями вонзались в небесный ледоход. Матрос подумал: эти тучи спешат вдаль. И тут же столкнулся с фрейлейн Якоби.

Она прижала руку к сердцу.

— Ох, как я испугалась, — хрипло проговорила она.

Он узнал ее по голосу, но что-то в этом голосе показалось ему странным. Он спросил:

— Разве вы меня не видели?

— Не знаю. Хотя… Я видела вас, но…

А он:

— Вы плачете!

— С чего вы взяли? (Она отвернулась.) Как вы могли это разглядеть впотьмах?

На каком-то из дальних дворов замычала корова. Матрос глянул в направлении, откуда донеслось жалобное мычание.

А потом:

— Я слышу по вашему голосу.

А она:

— Ах, вот как! Ну, значит, вы ослышались.

— Я слышу даже, как растет трава!

— Среди зимы?

— Да. Она растет всегда. В один прекрасный день все зарастет травой, и это хорошо.

Учительница взглянула на него. Он заметил, что голова у нее не покрыта. Ее светлые волосы развевались на ветру и в лунном свете казались белыми.

— Да, — сказала она. — Вы правы. Она растет всегда. И над нами когда-нибудь вырастет трава. И никто нас не отыщет под этой травою. Она будет зеленеть, а нас словно никогда и не было.