Матрос медленно и осторожно погладил руку фрейлейн Якоби и этим движением все-таки слегка оттеснил ее в сторону. Он видел мерцающий свет в ее влажных глазах и чувствовал, что она дрожит в своем пальтишке.
— Жаль, — сказал он печально. — Все-таки жаль. — И устремил взгляд куда-то мимо нее, в бессонную ночь. А потом: — Вы ведь поняли меня, правда? Поняли, что сейчас лучше всего идти дальше?
Он отпустил ее локоть, повернулся и вправду пошел дальше, не оглядываясь, только слышал ее усталые, шлепающие шаги, все больше от него удалявшиеся. Дойдя до церкви, матрос тяжело поднялся по ступенькам на кладбище. И вдруг все в нем словно бы перевернулось, и он почувствовал, что вся его жизнь теперь пойдет по-другому. Он медленно прошел по галерее к мертвецкой. Кругом на горах зашипели леса, что-то закричали ему осипшими голосами. Стараясь понять этот зов, он прислушался. Ничего, лишь затихающая вдали барабанная дробь, и все. Перед ним на крюке, вбитом в дверной косяк, болтался клочок какой-то ткани.
— Он и сидел как раз, где ты сейчас сидишь.
Пунц широко раскрыл свои остекленелые глаза.
— Вот тут, под часами, — сказал Хабихт. — Тут он и сидел. Припоминаешь? А незадолго до семи встал и ушел.
Они пребывали в довольно-таки мрачном настроении: Хабихт, помощник лесничего Штраус и Пунц Винцент. И Хабихт говорил об Айстрахе, не о «зебре» — о «зебре» они намеренно умалчивали.
А Хабихт:
— Без двенадцати или без тринадцати семь…
А Штраус:
— Ну а дальше-то что?
— …он ушел. А сколько ему надо было времени, чтобы дойти до кирпичного завода? Полчаса, уж никак не больше.
Часы тикали над головой Пунца Винцента.
Помощник лесничего ухмыльнулся, сверкнув золотыми зубами, и сказал:
— Ну и что? Это уже дело оконченное.
— Я тут кое-что обмозговал, — сказал Хабихт.
Пунц с угрожающим видом перегнулся через стол.
— Это калеке-то полчаса? — переспросил он. — Старому-то хрычу? Да он бы и за час туда не дотащился. Понимаешь? У него и ревматизм был и подагра!
Вахмистр Хабихт угрюмо покачал головой.
— Цоттер ведь встретил его на полдороге. Как раз было семь, — сказал он.
— Иди ты со своим Цоттером! Мало ли что он говорит! — сказал Пунц Винцент.
Хабихт бросил на него быстрый взгляд. Глаза его вдруг стали черными и колючими. Он сказал:
— Тебе ведь тогда еще плохо стало, припоминаешь? Ты добрых полчаса просидел в сортире.
У Штрауса ухмылка застыла под носом, и два его золотых зуба, казалось, снаружи прилипли к губе.
Пунц Винцент повернулся к стойке.
— Розль! — крикнул он. — Неси четвертушку красного! — А потом: — Еще бы не помнить! Так живот прихватило, умирать буду — не забуду. Черт бы все побрал! Ну и пронесло ж меня тогда! Даже вспомнить страшно! А Хабергейер с Шобером ходили смотреть, не помер ли я!
Он разразился громовым хохотом, те двое к нему присоединились.
— Хабергейер, — проговорил Хабихт сквозь смех, — Хабергейер следил за тобой. А что он тебе сказал?
Пунц (вдруг сощурив глаза):
— Ты что ж, думаешь, так я тебе слово в слово все и повторю? С тех пор худо-бедно месяц прошел! Тут не упомнишь! Поторапливайся, сказал, мы, мол, тебя дожидаемся.
Кельнерша принесла вино и поставила стакан перед Пунцем. Он взял его и тут же опрокинул на стол. Кроваво-красная лужа растеклась по скатерти.
— Ой! — Кельнерша (окосев от злости) схватила тряпку и ликвидировала это безобразие.
Пунц убрал со стола свою лапищу и больше не шевелился. У помощника лесничего золотые зубы снаружи липли к губе.
А Хабихт (внезапно поднявшись):
— Минуточку!
Он прошел мимо стойки и вышел за дверь. Помощник лесничего проводил его взглядом, Пунц нет. Кельнерша тоже исчезла.
— Что это с ним сегодня? — спросил Штраус.
Ветер яростно бился в окна. На стене над тирольской шляпой Пунца тикали часы. Половина десятого. Одна из двух стрелок указывала вниз.
А Штраус:
— Какая муха его укусила?
Пунц пожал плечами и взглянул на стол. Стекла дребезжали под натиском ветра, а стрелки медленно ползли дальше.
Наконец дверь снова открылась. Но вошел не Хабихт, а Герта с Укрутником. Запахло отхожим местом; Укрутник пропустил Герту вперед и при этой оказии крепко ущипнул ее в зад.
Она взвизгнула, отскочила, а так как он сиганул было за нею, укрылась за стойкой.
— Белого или красного? — спросила она.
— Белого.
Она доверху налила два стакана и протянула ему. Он взял их и огляделся.
— Иди вон в тот уголок. — И Герта указала на столик в углу у самой двери.
Читать дальше