Себастьян Фолкс - И пели птицы...

— Быть может, перед первой своей женой, а может быть, потому, что женился на мне не по праву.

— Отняв тебя у мужчины твоих лет?

Изабель молча кивнула.

— А потом?

— Потом все стало совсем плохо, он больше не мог овладеть мною. Он твердил, что я оскопила его. И естественно, чувствовал себя из-за этого все хуже и хуже. И стал делать — в надежде возбудиться — всякие… странные вещи.

— Какие?

— Нет, не те, что делаем мы с тобой… — Изабель снова замолчала в смущении.

— Он бил тебя?

— Да. Первое время лишь для того, чтобы достичь возбуждения. Не понимаю, почему он решил, что это поможет. Потом, я так думаю, — от отчаяния и стыда. Но, когда я противилась, он говорил, что это часть любовной игры и я должна терпеть, если хочу быть хорошей женой и завести детей.

— Сильно он тебя бьет?

— Нет. Не очень. Может дать пощечину или ударить ладонью по спине. Иногда берет домашнюю туфлю и делает вид, что наказывает ребенка. Однажды он попытался ударить меня палкой, но я ему не позволила.

— И все же тебе бывает больно?

— Да нет. Время от времени остается ссадина или синяк. Не это меня угнетает. Унижение. С ним рядом я чувствую себя животным. Я жалею его, потому что он унижает и себя. Он злится, и одновременно ему стыдно.

— Когда он в последний раз обладал тобой? — Стивен почувствовал, как первый укус ревнивого своекорыстия вытесняет из его души сострадание.

— Почти год назад. Нелепо, но он все еще делает вид, будто приходит ко мне ради этого. Однако оба мы знаем: он приходит лишь для того, чтобы ударить меня, причинить мне боль. И оба притворяемся, что это не так.

Рассказ ее не удивил Стивена, хотя мысль о том, что Азер мучает Изабель, выводила его из себя.

— Ты должна остановить его. Положить этому конец. Запретить ему приходить в твою комнату.

— Но я боюсь того, что он может сделать или сказать. Он способен ославить меня как плохую жену. Рассказать всем, что я не подпускаю его к себе. Думаю, он и так уже рассказывает обо мне друзьям бог весть что.

Стивен вспомнил о взглядах, которые Берар украдкой бросал на Азера. Он взял руку Изабель, поцеловал ее, прижал к своей щеке.

— Я буду заботиться о тебе, — сказал он.

— Милый мальчик, — ответила она. — Ты такой странный.

— Странный?

— Такой серьезный, такой… отрешенный. И то, что ты заставляешь меня делать…

— Я разве тебя заставлял?

— Нет, не так. Я делаю это по собственной воле, но лишь ради тебя. Не знаю, правильно ли это… допустимо ли.

— Ты о том, что произошло сегодня внизу?

— Да. Я понимаю, конечно, понимаю, что изменяю мужу, но вот такие поступки… Прежде я никогда их не совершала. И не знаю, нормальны ли они, поступают ли так другие. Скажи.

— Я и сам не знаю, — признался Стивен.

— Ты должен знать. Ты мужчина, у тебя были другие женщины. Моя сестра, Жанна, рассказывала мне о любви, но больше я об этом ничего не знаю. Ты наверняка разбираешься в этом лучше моего.

Стивену стало неловко.

— Я знал только двух или трех женщин. С ними все было совсем иначе. Думаю, то, что мы делаем, само по себе служит объяснением.

— Не понимаю.

— Да и я тоже. Но знаю — стыдиться тебе нечего.

Изабель кивнула, хотя по лицу ее было видно, что ответ Стивена ее не удовлетворил.

— А ты стыдишься? — спросил он. — Чувствуешь себя виноватой?

Изабель покачала головой:

— Возможно, мне следует чувствовать себя виноватой. Но я не чувствую.

— Так что же тебя тревожит? Утрата чего-то важного — способности испытывать стыд, каких-то правил, привитых тебе воспитанием и требовавших, чтобы тебя томило сейчас чувство стыда?

Изабель ответила:

— Нет. Я чувствую: то, что я сделала, то, что сделали мы, в каком-то смысле правильно, хотя католическая церковь с этим, конечно, не согласилась бы.

— А ты не думаешь, что существуют и другие представления о правильном и неправильном?

Вопрос озадачил Изабель, однако ясности мысли не лишил.

— Думаю, должны существовать. Я их не знаю, не знаю даже, смог ли их кто-нибудь описать. В книгах я их не встречала. Но я уже зашла слишком далеко. И вернуться назад не сумею.

Стивен обнял ее, прижал к себе. Он лежал на спине, голова Изабель покоилась на его груди. Он чувствовал, как обмякает ее тело, как расслабляются мышцы, — она засыпала. Голуби ворковали в парке. Стивен слышал удары своего сердца, отдававшиеся в плече Изабель. Вдыхал легкий аромат роз, исходивший от ее надушенной шеи. Он положил ладонь ей на ребра. На Стивена нисходил покой, чувственное пресыщение этим мгновением, отгонявшее любые мысли. Он закрыл глаза. И мирно заснул.