Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Мальчики пошли прочь со своими книжками.

— Полезайте–ка лучше в машину, — сказал Чик. — Там почитаете.

— Хорошо, папа, — отозвался Уолтер.

Дети были уже у калитки и вскоре исчезли за углом дома.

— Как вы думаете, где издают такое? — обратился к ней Чик.

— Где–то в Нью–Йорке, — предположила Вирджиния.

— Такой дряни много и здесь печатают, в Лос–Анджелесе, — сказал Чик. — Это целая индустрия. По телевизору тоже всякую чушь показывают. Но комиксы ужасов я впервые вижу. Когда я был маленьким, комиксов вообще не было, и как–то мы без них вполне обходились. А что будет, когда они доживут до нашего возраста? — Он присел на корточки и стал очищать ножи газонокосилки. — Где–то находят и домой тащат. И ничего с этим не поделаешь.

— Что, даже там, в школе? — спросила Вирджиния, подумав о Грегге.

— Эта дрянь, — он похлопал по забракованным комиксам в заднем кармане, — всюду проникает. По всему миру. Большой бизнес, как нефтяной или обувной.

С громким стуком распахнулась дверь черного хода, и вышла Лиз, напудренная и надушенная, в мягких кудряшках. На ней была широкая юбка в сборку и блузка с буфами на рукавах.

— Ну что, едем? — обратилась она к Вирджинии. — Чик, иди–ка переоденься. Нельзя же ехать в субботу в центр города в таком виде. Иди, надень костюм.

Она улыбнулась Вирджинии.

— Подождите, косилку уберу, — сказал Чик, крутя ножи большим пальцем.

С них падали пучки мокрой травы.

— Что это у тебя в кармане? — Лиз наклонилась и вытащила свернутые книжки. Разгладив, она рассмотрела обложку первой из них. — Это еще что такое? — Видимо, она не могла себе представить, откуда могли взяться эти комиксы. Отойдя к крыльцу, она села, расстелила книжки на коленях и принялась читать. — Ужас какой, — смущенно проговорила она.

Похоже, комиксы не вызвали у нее отвращения, а только привели в замешательство.

Чик, вставая, подмигнул Вирджинии и покатил газонокосилку в сарай, а Лиз, сидя на крыльце, углубилась в чтение книжки. Ветер ерошил ей волосы и трепал юбку, она машинально поправляла ее. На солнце она разрумянилась, выглядела прелестно, ярче в выходном наряде, и Вирджиния не могла не любоваться ее волосами, гладкой кожей. Вот так–то вот, подумала Вирджиния. Сидит, старательно изучает комиксы, держа книжку обеими руками, хмурится, шевелит губами.

Подняв глаза, Лиз спросила:

— Где он их взял?

— Мальчики принесли, — сказала Вирджиния.

— Вы их посмотрели?

— Нет.

— Правда, что труп может ожить и показать своего убийцу? Вот о чем тут. Глупости какие!

Она закрыла книжку и швырнула ее и несколько других назад, в дом. Чтобы удержать равновесие, она вытянула ноги, и Вирджиния увидела, что на ней туфли на высоких каблуках, но нет чулок. С войны такого не видела, подумала Вирджиния. Опершись на локоть, Лиз подтянула колени, скрестила ноги и снова принялась читать. Она погладила себя по талии, заправила блузку под пояс, отбросила упавшие на глаза волосы. Не вставая с крыльца, она сказала:

— Ну что, наверно, пора ехать. Уже почти десять, — и неохотно поднялась на ноги.

Из сарая вышел Чик и прошел мимо жены, шлепнув ее ладонью.

— Поехали, — сказал он.

— Как я выгляжу? — спросила Лиз у Вирджинии. — Ничего?

— Замечательно, — сказала Вирджиния и подумала: «Если не считать комиксов».

Но ее тут же кольнуло чувство вины. «Злая я, — сказала она себе. — Злая и несправедливая. Но Роджеру все–таки расскажу, — с наслаждением думала она. — Вот бы сфотографировать, как она тут сидела. На память».

На заднем сиденье «универсала» мальчики со всей серьезностью погрузились в чтение, не обращая никакого внимания на то, что мелькало за окнами.

— Ребята, не надо читать на ходу, — наставительно сказал Чик. — Зрение испортите. — Пес, услышав его голос, вскочил. — Заканчивайте, ребята.

Хоть и не сразу, они оторвались от комиксов и отложили книжки в сторону. «Какие послушные», — подумала Вирджиния. В них присутствовала та же основательность, что и в их отце, который умел придать значение любому действию. А ее сегодня, как и всегда по субботам, охватывала лень. Хождение по магазинам вызывало у нее ощущение достатка, как будто еще оставались какие–то лишние деньги. Она разрешала себе ходить, не торопясь, перебирать юбки, платья, примерять, что хотелось. Она не обязана покупать что–то или не покупать. Если продавщицам что–то не нравилось — что ж, она не нуждается в их одобрении. Можно просто уйти. Она свободна: можно сходить куда–нибудь еще, можно даже просто вернуться домой. И ей нравился гул толпы, теснота и толкотня в центральных магазинах по субботам, словно какое–то действо разыгрывалось среди этого многолюдного собрания.