Кристофер Мур - Агнец

Мы с Радостью вышли из прохода и увидели, что Джошуа склонился над Валтасаром: тот ветшал на глазах.

— Ему же двести шестьдесят лет, — сказал Джош. — Цапа больше нет, и годы берут свое.

Кожа волхва посерела, как пепел, а белки глаз пожелтели. Радость присела рядом и нежно прижала голову старика к груди.

— Где чудовище? — спросил я.

— В аду, — ответил Джошуа. — Помоги мне донести Валтасара до постели. Потом объясню.

Мы внесли волхва в его опочивальню, где Радость попыталась напоить его бульоном, но старик уснул, не донеся чашку до рта.

— Можно ему помочь? — спросил я, ни к кому в особенности не обращаясь.

Радость покачала головой:

— Он не болен. Он просто стар.

— Ибо записано: «Всему свое время», — вымолвил Джошуа. — А я над временем не властен. Время Валтасара наконец пришло. — Он посмотрел на Радость и приподнял бровь: — Ты обсикала демона?

— Ему грех жаловаться. Перед тем как я сюда приехала, у меня был знакомый в Хунане — так он за это хорошие деньги платил.

Валтасар продержался еще десять дней и к концу больше напоминал обернутый лохмотьями кожи скелет. Он умолял Джошуа простить его за тщеславие и то и дело призывал нас к своему одру и талдычил одно и то же, поскольку забывал, что говорил несколько часов назад.

— Гаспара вы найдете в Храме Небесного Будды, в горах к востоку отсюда. В библиотеке есть карта. Гас-пар вас научит. Он — поистине человек мудрый, а не шарлатан, как я. Тебе, Джошуа, он поможет стать человеком, которым ты должен стать, чтобы совершить то, что должен. А ты, Шмяк… ну, из тебя тоже что-нибудь не слишком ужасное может получиться. Там, куда вы пойдете, очень холодно. По дороге купите себе меха, а верблюдов сменяйте на шерстяных таких, с двумя горбами.

— Он бредит, — сказал я.

— Нет, — ответила Радость. — Шерстяные верблюды с двумя горбами правда существуют.

— Ох, ну извини.

— Джошуа, — позвал Валтасар. — Но главное — помни о трех алмазах. — После чего старик закрыл глаза и перестал дышать.

— Он умер? — спросил я.

Джош приложил ухо к груди волхва.

— Умер.

— А что это было — про три алмаза?

— Три алмаза Дао: сострадание, умеренность и смирение. Валтасар говорил, что сострадание приводит к мужеству, умеренность — к щедрости, а смирение — к превосходству.

— Звучит хиленько, — сказал я.

— Сострадание, — шепнул Джошуа и показал глазами на Радость, беззвучно рыдавшую над Валтасаром.

Я обнял ее за плечи, она повернулась и захлюпала носом мне в грудь.

— Что ж я теперь буду делать? Валтасар умер. Все подруги погибли. А вы уезжаете.

— Поехали с нами, — сказал Джошуа.

— Э-э, ну да — поехали с нами.

Но Радость с нами не поехала. Мы задержались в крепости Валтасара еще на полгода — ждали весны, чтобы перевалить через горы к востоку. Я смыл кровь и прибрался в покоях девчонок, а Радость помогла Джошу перевести кое-какие древние тексты волхва. Ели мы вместе, а время от времени мы с Радостью кувыркались в подушках, как в старые добрые времена, но ощущение было такое, что жизнь это место покинула навсегда. Когда настала пора уезжать, Радость объявила нам свое решение:

— Я не могу ехать с вами искать Гаспара. В монастырь женщин не допускают, а обретаться в захолустной деревушке по соседству у меня нет никакого желания. Валтасар оставил мне много золота и всю библиотеку, но в горах от этого проку мало. Я не желаю сидеть в этой гробнице, где единственное общество — призраки моих подруг. Скоро здесь будет Ахмад, он приезжает каждую весну, и я попрошу его помочь перевезти все сокровища и свитки в Кабул, а там куплю большой дом, найму слуг и заставлю их отыскивать мне молоденьких мальчонок, которых можно совратить.

— Вот бы у меня был план, — вздохнул я.

— И у меня, — вздохнул Джошуа.

Мы втроем отпраздновали восемнадцатилетие Джоша традиционной китайской едой, а на следующее утро навьючили верблюдов и приготовились выступить на восток.

— Ты уверена, что с тобой до приезда Ахмада ничего не случится? — спросил Джошуа.

— Ты обо мне не беспокойся — ступай и учись на Мессию. — Радость поцеловала его в губы. Очень крепко. Джош поежился и попробовал вырваться, а когда садился на верблюда, краска с его физиономии еще не сошла.

— А ты, — сказала она мне, — навести меня в Кабуле на обратном пути в Иудею, или я нашлю на тебя такое проклятье, от которого ты никогда не избавишься. — И Радость сняла с шеи свой флакончик инь-яна — яда и противоядия — и надела на меня. Кому-нибудь такой подарок показался бы странным, но я же был учеником колдуньи, и для меня он был в самый раз. В мою котомку она сунула кинжал из черного стекла. — Сколько бы времени ваше странствие ни заняло, обязательно возвращайся меня навестить. Я больше не буду красить тебя в синий. Честное слово.