Кобо Абэ - Тайное свидание

— Здесь, наверно, блохи.

— Я сейчас же вернусь…

Одной рукой касаясь стены, а другой, как слепец, ощупывая темноту, я, в одних трусах, пустился бежать.

Я говорю об этом не потому, что не желаю признать себя побежденным, — просто мои действия, которые я никак не планировал заранее, в конце концов оказались успешными. И, не соверши я дурацкую ошибку, проспав почти двенадцать часов, все было бы по-другому.

Подземный коридор был старым переходом, соединявшим бывшее здание клиники, от которого теперь остался лишь фундамент, густо заросший травой, и корпус отделения хрящевой хирургии. Первый этаж отделения хрящевой хирургии (прежде — общей хирургии) находился на одном уровне с третьим этажом бывшего здания клиники, значит, переходом пользовались непрерывно.

Как я выяснил позже, мы тогда дошли почти до конца подземного перехода. Пройди мы вперед еще немного, меньше десяти метров, и перед нами открылась бы возможность выбрать, куда идти дальше — налево и вверх по лестнице или по коридору направо. Кресла-каталки у нас тогда еще не было, и самым естественным было бы направиться к лестнице, откуда пробивался слабый свет. От верхней площадки лестницы ход поворачивал направо и упирался в полусгнившую деревянную дверь. Глянув в замочную скважину, я увидел бы густую летнюю траву и голубое небо, что, казалось, гарантировало безопасность. Но не успел бы я выломать дверь и сделать шаг наружу, как над самым моим ухом раздался бы смех. И вот я заперт в железобетонной коробке и преследователь, смеясь, смотрит на меня сверху. Там стоял полуразрушенный столб, на котором когда-то были часы старого здания, — прекрасный наблюдательный пункт для моих преследователей.

С момента побега прошло уже двенадцать часов, и преследователи начали терять бдительность. Больничный корпус — они явно осмотрели его от подвала до чердака — был самым безопасным местом. Я взял там кресло-каталку — шведское, новейшего образца, три карманных фонаря — большой, средний и маленький, да еще высокочувствительный ультракоротковолновый приемник и термос на три литра — в общем, добыл все необходимое.

Больше всего девочке понравилось кресло-каталка. Огромные хромированные колеса прекрасны, пружинное сиденье, обитое черной тисненой кожей, — нарядно. Хорош был тормоз, слушавшийся даже легкого прикосновения пальцев, удобны и рычаги, позволявшие без труда поворачивать кресло вправо и влево. И самое главное — ручка, с ее помощью можно было менять положение спинки на сто тридцать градусов.

Из-за кресла мы не могли теперь подняться по лестнице и волей-неволей углубились в лабиринт, ведущий в разрушенное здание.

Употребленное мною слово «лабиринт» — не метафора и не гипербола. Здания окружали внутренний дворик и соединялись по три короткими коридорами; вместе они образовывали прямоугольник вокруг еще большего внутреннего двора; таких участков было три, и каждый из них представлял собой правильный треугольник; в общем, эти здания — сложнейшее сооружение, состоящее из трех поставленных друг на друга пчелиных сотов. К тому же здание, построенное частично из толстого монолитного бетона, частично из кирпича, как это было принято в прошлом, местами сохранилось прекрасно, но кое-где разрушено до основания и засыпано землей. Даже знай я заранее его планировку, мне все равно бы не объяснить, как пройти в ту или иную часть. И вовсе не уверен, что, отправься я снова по подземному ходу, пришел бы опять на старое место.

В тот день я обеспечил себе кратчайший путь наверх — по канализационной трубе через дыру от унитаза в уборной, а позже, когда выдавалась свободная минута, обследовал понемногу подземные коридоры в поисках других выходов. Но почти всегда коридор приводил меня в тупик, и редко удавалось найти ход, связывающий с внешним миром. Если отвлечься от неприятного запаха — так пахнут, по-моему, изъеденные молью звериные чучела, — это, конечно, идеальное убежище. Здесь даже блох почему-то не было.

Лишь два случая доставили мне серьезное беспокойство. Один произошел вчера утром: когда я покинул убежище, чтобы встретиться с жеребцом в бывшем тире, девочка слышала разговор за стеной. Кто-то громко окликнул человека, находившегося, видимо, далеко от него, тот коротко ответил, и неизвестный, стоявший у стены, насмешливо хмыкнув, удалился. Но этому трудно поверить. Ведь ни одна из стен нашей комнаты не выходит наружу. Я тщательнейшим образом все обследовал и могу сказать с полной уверенностью: за исключением внутренней стены с входной дверью, три остальные завалены снаружи землей. Разве что там есть кротовые ходы. Девочка решительно заявила: нет, голоса слышались не из-за двери. Но можно ли ей верить? В коридоре, куда выходит дверь, я в три ряда протянул проволоку — вместо сигнализации. Значит, это сон, или слуховая галлюцинация, или шум ветра в вентиляционной трубе — других объяснений не придумаешь.