Айрис Мэрдок - Дикая роза

— Пенн, — сказала она тихо. Последовавшее молчание стало закручиваться в большую белую раковину красноречия и понимания. Наконец Пенн поднял голову и взглянул ей в лицо.

Но все опять изменилось. Она смотрела куда-то через его плечо, смотрела пристально, с нервной тревогой, почти со страхом. Пенн встал с колен и, снова возвышаясь над ней, оглянулся, чтобы проследить за её взглядом. Она резко спросила:

— Что это?

Тогда и Пенн увидел немецкий кинжал. Он быстро поднял его.

— Это я принес тебе. Я его нашел. Ты не сердись. Он, кажется, был тебе нужен, и я принес. — Он подал ей кинжал рукояткой вперед.

Миранда взяла его.

— Но это кинжал Стива. Его любимый. Тот, что ему подарил Феликс Мичем.

— Да, я принес его тебе. Ты не сердись.

— Но как он к тебе попал? Почему он был у тебя? — Она оторвалась от двери и обошла стол, сверля Пенна злобным взглядом и прижимая кинжал к груди. Блестящее острие проткнуло голубую шерсть её халатика.

— Я нашел его в комнате Стива. Мне очень жаль. Ты не сердись. Я его принес…

— Да замолчи ты! — сказала Миранда. Она всхлипнула, лицо её вдруг покраснело, глаза наполнились слезами. Она топнула ногой и протяжно выкрикнула: — Уходи! Убирайся отсюда!

— Прости меня, — сказал Пенн. — Я хотел сделать тебе приятное. Энн сказала, что он тебе так нравится…

— Глупый, противный болван, — сказала Миранда, и слезы закапали так быстро, что мешали ей говорить. — Я тебя ненавижу. Трогал меня своими гадостными лапами. Глупый австралийский болван. Все знают, что ты болван, и выговор у тебя вульгарный. Никто тебя здесь не любит, просто терпят, потому что нужно. Скучный дурак, урод, мы все только и ждем, когда ты уедешь. Уезжай в свою скучную, противную Австралию. Уезжай в свой жалкий дом, к своему грубому, вульгарному отцу. Уходи! Убирайся из моей комнаты. Стив бы тебя одной рукой убил. Уйди, противный, гадкий, уйди! — Голос её перешел в крик, она отвела руку с кинжалом, словно готовая к нападению.

Последнее, что запомнил Пенн, был занесенный кинжал, её красное лицо, мокрое от слез и слюны, искаженное яростью. Он кое-как выбрался за порог и скатился по винтовой лестнице. Дверь за ним с треском захлопнулась. Он пробежал по черной галерее до своей лестницы, где тусклый свет от его лампы ложился на белые железные ступеньки. Поднялся к себе и закрыл дверь.

Задыхаясь, он прислонился к ней спиной. От боли и ужаса дыхание его ещё несколько минут вырывалось долгими свистящими хрипами. Он чувствовал, что его вот-вот захлестнет истерика. Чтобы успокоиться, крепче уперся спиной в дверь, вдавил пятки в пол. Комната ходила ходуном.

Немного погодя дыхание выровнялось, тело обмякло, и он опустился на кровать. Поглядел по сторонам. Все было в порядке, словно ждало его. Все такое же, как было, когда он — сколько веков назад? — только собирался идти к Миранде, шведский нож, книга об автомобилях, растрепанный томик «Такова жизнь» говорили ему: «Привет». Но он слышал их, как банкрот слышит голоса беззаботных детей. Воображенное насилие и насилие подлинное — вещи несоизмеримые. Что-то невинное было непоправимо сломано, вспугнуто и убито. Черное пятно в глубине его мира уже расплывалось к поверхности. Он со стоном сполз на пол, уронил голову на кровать.

Он тупо уставился на свою руку. Пальцы болели, на суставах запеклось немного крови. Халат был усыпан блестками цветного стекла. Стряхивая их, он задел что-то под кроватью. Заглянул туда — оказалось, что это солдатики Стива. Он подтянул ящик поближе. Потом открыл его, стал смотреть невидящим взглядом на мешанину из бесчисленных красно-синих оловянных фигурок. С усилием сосредоточившись, достал одну и поставил на пол. Рядом другую, третью. Шеренга все удлинялась, и тут наконец хлынули безудержные слезы.

— Ты будь поласковее с Пенни, когда он вернется, — сказала Энн.

Пенн уже несколько дней как гостил у Хамфри в Лондоне.

— Он не вернется, — сказала Миранда. Незанавешенное окно было распахнуто в теплый летний вечер. Последние два дня Миранде нездоровилось, и она не выходила из своей комнаты. Врач ничего не нашел, но Энн была уверена, что теперь-то девочка заболевает наконец краснухой.

— Это почему? — спросила Энн.

— Не вернется. Он пробудет в Лондоне до последней минуты, а потом попросит тебя прислать его вещи.

— Но он определенно сказал, что вернется. Должен же он с нами проститься как следует.

Миранда пожала плечами.

— Он плохо воспитан. Чего же и ждать, раз у него такой отец!