Наконец она затихает и только изредка подрагивает от подступающих спазмов рыданий. Но теперь она может справиться с ними.
— Ты должен знать, Пит. Я никогда, ни разу не изменила тебе.
— Да.
Я целую её под левой грудью. Нащупываю губами ребра, пробегаю языком по тёплой коже. Мне нужен промежуток между ними, тот, куда может войти лезвие ножа. Напротив сердца…
Вот этот, да. Вот здесь будет хорошо.
— Джилл…
— Да, мой хороший?
— Джилл, я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Даже когда ненавидел.
— Я счастлива, милый! Спасибо!
Я не вижу её счастливой улыбки, но знаю, что она улыбается. Счастливо. И слёзы радости, смешиваясь со слезами горя, стекают к уголкам её губ.
Нож входит неожиданно тяжело.
Я всегда думал, что клинок должен погружаться в тело, как в помидор — мягко и почти без усилия. Возможно, если бы у меня был размах, было бы легче. Но тогда я мог промахнуться. А мне нужно точно попасть в сердце.
Она вздрагивает и, охнув от неожиданной боли, пытается отстраниться…
Неумеха! Чертов неумеха! Ублюдок, не способный мягко и без боли убить любимую женщину!..
Я быстро обхватываю её левой рукой, прижимая к себе, не давая вырваться, упираюсь в кисть правой руки грудью, и всей массой тела подаю нож навстречу её сердцу…
Я даже не замечаю, как она умирает. Я глажу её по волосам, шепчу что‑то ласковое. А она уже мертва. Я только через несколько минут понимаю, что она давно уже не слышит меня…
И рвоты — нет.
Ад, 2007
Я просыпаюсь от непонятного глухого звука…
Да, я уснул. Уснул, обнимая мою мертвую Джилл. Уснул уже под утро, наверное, когда тёмно — синее небо перестало быть чёрным, просматриваясь в щелях крышки, наброшенной на яму.
Сначала я думаю, что началось землетрясение. Потому что земля действительно трясётся.
Но звуки…
Это канонада.
Ещё — странный постоянный шум сверху… Ну да, это, похоже, вертолёт.
Стрельба. Пулемётные очереди доносятся явственно.
Взрыв. Где‑то совсем рядом. Я чувствую как сотрясается подо мной земля. Со стен, тут и там, тихим шорохом скатываются ручейки песчанистого грунта.
Наверное, правительственные войска штурмуют лагерь. Быть может, им стало известно про двух граждан Америки, захваченных этими бандитами. А это уже не шутки!
Хотя вряд ли. Скорее, это просто совпадение.
Чёрт! Бандитов перебьют, конечно, раз уж взялись. Найдут ли нас?
Новый взрыв прерывает мои мысли — очень мощный; снаряд падает, наверное, совсем рядом. Со стен валятся целые куски грунта. С грохотом обрушивается что‑то на крышку ямы — то ли пласт земли, то ли стена стоящего неподалёку домишки, снесённого взрывной волной. Очевидность неба исчезает. Сквозь щели в крышке сыплется земля. На мою голову, на ноги, на лицо Джилл.
Я бросаюсь стряхивать с её лица чёрные влажные комки, прижимаю её голову к груди, обнимаю…
Я больше не слышу стрельбы и шума вертолёта — наверное, нас действительно завалило огромным пластом снесённого взрывом грунта. Тишина теперь стоит гробовая. Но ещё около четверти часа наверху не прекращается заварушка — я ощущаю это по редким взрывам, сотрясающим землю под нами.
Потом все стихает.
Наверное, это был вертолёт. Он сделал свое дело и теперь вернётся на базу. Возможно, потом, когда‑нибудь, позже, сюда придут и солдаты, чтобы обследовать разрушенную стоянку. Когда‑нибудь. Потом.
Но даже если и придут. Откуда же им знать, что здесь, под горой наваленной взрывной волной земли и мусора есть яма. В которой ждем их мы с Джилл…
Джилл, Джилл, ты в раю?..
А я, вот, — здесь, в аду…
Я ещё крепче обнимаю жену, кладу её голову на свое плечо. Её жестковатые волосы щекочут мою щёку. Цел у ю её в лоб, в глаза.
Всё. Всё, моя хорошая, всё кончилось. Больше не будет грохота. Ни грохота, ни падающей на лицо земли, ни ожидания смерти.
Только тишина и покой.
Мне на память приходит та детская песенка, которую любила мурлыкать Джилл, когда была в хорошем настроении.
И я напеваю у её виска, шёпотом, тревожа дыханием лёгкую прядку:
— Зайка, зайка, ты не видел Джилл?
Я с утра её ищу, не найду.
Нет её ни здесь, ни в саду.
Я уж и на речку ходил…
Зайка, зайка, ты не видел Джилл?
1
Она приходит ко мне каждый день. Белая в белом, а во лбу — звезда, излучающая надежду. Это та звезда, увидев которую, я, усталый волхв, должен подняться и идти навстречу.
Всегда долгожданная, Она пребывает со мной подолгу, но всегда не так долго, как мне хотелось бы. А мне бы хотелось вечности, неразделимой на отдельные мгновения. Или разделённой — чтобы иметь возможность прочувствовать каждый миг Её пребывания рядом.
Читать дальше