Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы

Глаз слышал о Коне. Кон был популярным защитником в Тюменской области и тоже, как Фишер, брал дела лишь тех, кто хорошо платил. Кон был кореец. В молодости, говорят, работал следователем.

– Я полистал твое дело. Ну и наворотил ты. В общем, я берусь тебя защищать.

Кон глядел маленькими, черными живыми глазами. Он ждал. Но Глаз молчал — что говорить? — денег-то у отца нет. Глаз взгляд с выжидательного лица защитника перевел на стол. На столе, сверху тощей папки покоились его холеные руки. На левой кисти — наколка. Прочитать невозможно. «По-корейски, видно, наколол», — подумал Глаз, но сказал:

– Я ходил в побег. Мне сто восемьдесят восьмую пришили. Но меня при побеге ранили, хотя я крикнул: «Не стрелять — бежит малолетка». А Колесова, начальника конвоя — он стрелял в меня, — не наказали.

– Ладно, — сказал Кон, вставая из-за стола. — Я плохо изучил твое дело. К суду подготовлюсь. Глаз был рад, его защитник — опытный ас.

У Глаза близился день рождения. Второй, как посадили. Первый прошел в Одляне. В тот день он в зоне не работал — именинников от работы освобождали, а сейчас он и так не работает. Надо как-то отметить.

Мужики предложили поставить бражку.

– Как раз ко дню рождения поспеет, — сказал, смеясь, пожилой мужчина. — Напьешься, будешь песни петь. Нам веселее.

– А как без дрожжей поставить? — серьезно спросил Глаз.

– Я знаю, — ответил мужчина-весельчак. — Давай кружку.

Мужчина раскрошил в кружку корку поджаренного хлеба, залил кипяченой водой, бросил щепоть, сахару, пошептал что-то под гогот камеры и подал кружку.

– К дню рождения бражка готовая будет. Правда, некрепкая.

На другой день Глаз посмотрел, в кружке бродило. Хлебные крошки поднимались вверх из мутной воды и снова уходили вниз.

Глаз от радости на всю камеру крикнул:

– Бродит!

Дни шли. В кружке бродило. Глаз по нескольку раз в день заглядывал в кружку, а иногда и зеки, и говорили:

– Ох и бродит!

И вот день рождения. После завтрака — обход врача. Глаз сказал:

– Берите таблетки. От головы, от кашля. И мне отдавайте. Сглочу горсть да запью бражкой — забалдею.

– А если я слабительного возьму? — смеясь, сказал Матвиенко.

Когда начался обход. Глаз стоял у дверей и принимал таблетки.

Он потряс на ладони таблетки и сказал:

– Маловато.

– Что ты раньше молчал, — это Матвиенко, — мы бы горсти три насобирали.

– Э-э-э, мужики, слабительного никто не взял?

– Я взял одну, — сказал Матвиенко.

– Нет, я правда, никто не брал?

– Да нет, что ты, — зашумели зеки.

Глаз достал кружку. Понюхал. Брагой пахло. Мужики стали поздравлять его, желать, чтоб меньше дали, и он проглотил несколько таблеток, запив «бражкой».

– Градуса два есть, — сказал он и, проглотив таблетки, допил мутную водичку.

– Скоро кайф придет. Ох, и побалдею же я!

Прошел час — кайфа не было. Тогда он размешал с водой зубной порошок, процедил и выпил целую кружку.

– Во, теперь забалдел, — сказал он и стал читать стихи.

На другой день Глаза забрали на этап. В этапку напихали народу, все закурили — и не продохнуть. Глаз, опытный в этапах, занял место на нарах в противоположном от дверей углу — около окна. Здесь он разместился с Геной Медведевым. Робки не было. Видать, отправили раньше.

Поговорив с Геной, Глаз пошел напиться. Около дверей на нарах, кучковались зеки. Глаз напился, и, когда шел назад, парень, но взросляк уже, сказал:

– А вот и Глаз.— Он пристально посмотрел на Глаза.— Что это тебя по камерам гоняют? Смотри, свернут шею.

«Что он гонит, в натуре», — подумал он и лег на нары. Закурил. Затянувшись, сказал:

– Гена, слушай, возьми восемьдесят девятую на себя. У тебя первая судимость, а мы по второй капаем, да и по три есть. Сто сорок шестая перетягивает, кража школы на срок не повлияет. А про Робку давай говорить, что его с нами не было.

– Ты говоришь, кража на срок не повлияет, но почему ты по ней не идешь?

– Мне-то как раз и повлияет, — темнил Глаз, — у меня вторая судимость. И у Робки тоже. Возьми на себя. Тебе, как первый раз судимому, дадут меньше.

Глаз не хотел брать кражу на себя: отцу тогда придется за магнитофоны платить. А Медведевы жили богаче. Глаз не вспоминал первое дело, когда Генка его вложил. Этот козырь он берег. Гена, подумав, согласился.

– Вон там, подальше нас, малолетка лежит? — спросил Глаз.

– Малолетка.

– Надо побазарить с ним, он лучше меня прикинут. Глаз подсел к пацану. Поговорив, предложил:

– Махнем брюками. Я на суд.