Катрин Панколь - Мужчина на расстоянии

Ты засыпала, а я на цыпочках выходил из спальни, чтобы проверить, куда мы дели камамбер…

Помнишь, как ты тайком перекрещивала пальцы за спиной, когда хотела солгать и боялась навлечь на себя гнев небес…

Как я читал тебе на ночь «Беренику» [36] Трагедия Ж. Расина. …

Как ты говорила: «Не дай жизни пройти мимо, не упусти настоящую жизнь…»

И добавляла: «Твоя жизнь, это я, Дэвид, но ты этого не понимаешь, а когда поймешь, будет слишком поздно…»

Ты была такой юной и, притом, такой мудрой. Ты так много понимала. Ты вдохнула жизнь в молодого циника, каким я пытался быть. С тобою жизнь снова обрела вкус…

Ты любила взахлеб.

А потом… Потом я спал с неземными красавицами, которые в постели были предсказуемы и фальшивы; получал почетные призы и не знал, с кем разделить радость победы; зарабатывал миллионы долларов и уже не мог придумать, на что их потратить; загромождал квартиру тысячами книг и кассет, и все время меня неотступно преследовал твой образ, Кей, твои жесты, интонации, крики, жалобы, вспышки гнева.

Ты стала призраком, избавиться от которого я не мог.

Меня уже не спасал кинематограф. Я работал, как проклятый, всего достиг, всего добился, но мысли о тебе не оставляли меня ни на минуту.

В моих жилах текла твоя кровь.

Твоя кровь смешалась с моей навеки.

Недавно я решил по-новому взглянуть на свой особняк, заставленный полками, на свой огромный банковский счет, ибо твой призрак подступал все ближе и не давал мне покоя. И я решил: пора остановиться, пора задуматься, что в этой жизни имеет значение. И понял, что у меня ничего нет. Я приобрел, все, чего желал, но у меня ничего нет. Мое безграничное тщеславие все достижения превратило в ничто.

Жажда успеха не позволяет оглядываться назад.

Времени на раздумья просто не остается.

Я решил, что пора остановиться, и мне сразу стало легче. Я учился бездействовать, и видел все яснее.

Я со всей очевидностью понял, что главное — вернуть Кей.

И меня охватил страх…

Я боялся, что ты изменилась, стала другой, совсем не похожей на ту Кей.

Кей, я был не прав, я должен был тебе доверять.

Я надел маску, изменился до неузнаваемости.

Эта маска была жалкой и трусливой. Хуже было то, что я уже не понимал, где я, а где она…

Я опущу забрало, вернусь в Голливуд, который рано или поздно перестанет мириться со мной, с моим раздутым самомнением, с моим нежеланием подчиняться правилам.

Я знаю это и мысленно к этому готовлюсь, потому что терять мне теперь уже нечего…

Дэвид

Дэвид больше никогда не переступал порог книжного магазина в Фекампе.

Марко похоронен у часовни Богородицы, которая покровительствует кораблям и защищает рыбаков.

Кей осталась жить в нашем городе.

Ветреной январской ночью какие-то негодяи разбили витрину и унесли деньги.

Кей не пошла в полицию.

Натали по-прежнему работает у нее в магазине. Рике вернулся, поклялся, что будет верен до гроба, Натали сделала вид, что верит.

Дэвид больше не писал Кей. О его успехах мы узнавали из газет, которые читали украдкой, чтобы не обидеть Кей.

Он продолжал выпускать фильмы, которые имели кассовый успех. Его прибыли исчислялись миллионами. Мы были за него рады.

На фотографиях он обнимался с блистательными звездами, которых мы наблюдали только в кино. С юными старлетками, которые появляются и исчезают, словно по мановению волшебной палочки, с актрисами постарше.

Он улыбался, выглядел счастливым, но кто может знать, как оно там было на самом деле.

Потом мы узнали, что он лег в клинику Палм-Спрингс, где звезды лечатся от наркотической зависимости. Мы очень за него испугались.

Потом мы прочли, что лечение прошло успешно.

Потом о нем вдруг перестали писать.

Совсем.

Кей никогда меня ни о чем не спрашивала.

По утрам я наблюдаю, как она в легком халатике едет к морю на своем красном велосипеде.

Она купается в любую погоду, я боюсь, что она простудится.

Иногда, когда на море шторм, я сажусь на старый велосипед и тихонько еду за ней. Ветер бьет в лицо, и я с трудом добираюсь до пляжа, откуда с ужасом наблюдаю, как она подрыгивает на волнах, словно винная пробка, волны обкатывают ее со всех сторон, переворачивают, пожирают заживо и снова выплевывают.

Иногда она выходит из моря вся израненная.

Боль бывает прекрасной. Однажды справившись с болью, начинаешь сострадать другим.

О Дэвиде она больше не говорит.

По вечерам, закрыв магазин, она заходит поболтать. Мы пьем белое вино, едим устриц, обсуждаем последние новости. Хотелось бы, чтобы людям жилось легче, чтобы мир избавился от стереотипов, чтобы все были по-настоящему равны.