Федерико Андахази - Книга запретных наслаждений

Писец Ульрих Гельмаспергер едва поспевал за головокружительными озарениями исступленного прокурора. Ему столько раз приходилось окунать перо в чернильницу и стремительно подносить обратно к бумаге, что он чуть не поставил кляксу на документ. Если бы вместо пера в руке его вдруг оказался кинжал, Гельмаспергер не задумываясь всадил бы его в безжалостное сердце Зигфрида из Магунции.

Пока прокурор вещал, как безумный вертясь вокруг себя и размахивая руками, Иоганн Фуст вспоминал о своей встрече с французским дворянином. Жан-Клод Мутон обладал одной из самых богатых и бережно хранимых библиотек в Париже. Быть может, прекрасное состояние его книг объяснялось тем, что преуспевающий французский коммерсант никогда ни в одну из них не заглядывал. Собственная библиотека не только укрепляла престиж владельца, но и прекрасно украшала его жилище. К тому же книги являлись замечательным вложением капитала, их стоимость только возрастала год от года. Мутон принял Фуста в своем дворце с любезностью, за которой скрывались нетерпение и любопытство. Незадолго до приезда банкир из Майнца написал ему о своем намерении посетить Париж и как бы невзначай упомянул, что собирается продать экземпляр Библии. Книги, переписанные на берегах Рейна, пользовались спросом по всей Европе. Фуст и Мутон заключили уже не одну книжную сделку. Письмо немца сразу же заинтересовало Жан-Клода, особенно учитывая цену, которую запрашивал Фуст, — сто гульденов; было очевидно, что если Фуст написал «сто», то он готов расстаться с книгой самое большее за восемьдесят монет. Это было выгодное предложение. В ответном письме Мутон сообщил, что книга, возможно, его заинтересует, и вдобавок предложил Фусту остановиться в его доме. Такое гостеприимство являлось не только жестом вежливости, но и позволяло путешественнику сэкономить на проживании, а это могло вылиться в хорошую скидку при торге. Ни немец, ни француз не испытывали недостатка в деньгах, однако для обоих главное удовольствие от торговой операции состояло в том, чтобы добиться наилучшей цены.

Фуст приехал во дворец Мутона после долгого путешествия. Он вежливо отклонил предложение лакея отнести его багаж: банкиру не хотелось никому доверять свой ценный груз. Фуст сам затащил тяжелые сумки вверх по лестнице в комнату для гостей. Оставшуюся часть дня хозяин дома предложил потратить на прогулку по уютным парижским улочкам; Фуст, вообще-то, ненавидел этот город из-за давнего соперничества франков и германцев. Они вернулись во дворец с последними лучами зари. Жан-Клод пригласил гостя к раннему ужину — он с нетерпением дожидался окончания трапезы, чтобы наконец увидеть Библию из Майнца. А вот банкир как мог откладывал этот момент — он не хотел, чтобы его хозяин рассматривал книгу при дневном свете.

В течение всего ужина продолжалась пустячная болтовня. Собеседники отличались поразительной способностью часами обсуждать самые банальные предметы. Они снова беседовали о том же, о чем — при схожих обстоятельствах — беседовали уже не раз. Фуст в точности знал, в каком порядке Мутон будет подавать свои реплики, и даже, словно впервые, смеялся над шуточками, которые слышал уже раз по десять. В конце концов собеседники встали из-за стола, и хозяин пригласил банкира в гостиную.

— Мне бы хотелось взглянуть на Библию, — приступил к делу француз, как только они уселись в кресла перед жарким камином.

— Ах да, конечно же, — спохватился Фуст, как будто он мог забыть о цели своего путешествия.

С этими словами банкир направился в свою комнату, убедился, что поблизости никого нет, и запер дверь изнутри. Он так разнервничался, что не мог попасть ключиком в замок дорожного баула. Когда Фусту наконец удалось открыть баул, он вытащил из своей поклажи первый и второй том, то есть один полный экземпляр Библии. Фуст вернулся в гостиную, держа в руках Священное Писание.

Мутон, не скрывая возбуждения, схватил первый том; прежде чем открыть книгу, он огладил переплет из ягнячьей кожи. А потом закрыл глаза и поводил своим громадным носом по всей его поверхности — точно собака-ищейка.

— Нет аромата более сладостного, чем запах книги, — с восторгом прошептал француз: он как будто разговаривал сам с собой.

Мутон остался доволен и выделкой кожи, и позолоченными скрепами на переплете. Он взвесил книгу на руке, надел, как и положено при обращении с ценными томами, тонкие шелковые перчатки и наконец раскрыл книгу.