Федерико Андахази - Книга запретных наслаждений

Петрус Шёффер родился в 1425 году в городе Герншайме, что в земле Гросс-Герау. Он был одним из искуснейших переписчиков Германии. То была каллиграфия высшей пробы; красочная расцветка буквиц, богатство украшений, строгая изящность виньеток и солидность переплетов определяли статус его рукописей: по обоим берегам Рейна они ценились выше всех прочих, кроме, конечно, работ Зигфрида из Магунции. Для Шёффера сотрудничество с Фустом с самого начала оказалось весьма плодотворным: помимо щедрых авансов, которые банкир выдавал на эксперименты в книжной мастерской, Петрус получил также и руку его прекрасной дочери Кристины, женился на ней и нажил в этом браке двух детей.

Прежде чем сделаться выдающимся переписчиком, Шёффер обучался самым разным наукам. Он получил образование сначала в Парижском, а затем в Лионском университете, ему были ведомы не только секреты граверного и плавильного дела — он обладал обширными познаниями в различных интеллектуальных сферах и владел множеством ремесел. Словом он пользовался так же умело, как и своими руками. О последнем могла свидетельствовать и дочь Фуста, которой Шёффер до женитьбы давал уроки каллиграфии. К тому же Петрус говорил на нескольких языках, разбирался в вопросах философии, теологии, а также постиг секреты химии, алгебры и геометрии. Совершенства в искусстве каллиграфии он достиг, изучая пифагорейские пропорции. Буквы для него были сочетанием арифметики с геометрическими формами, подчиненными строгим законам.

Сотрудничество банкира и переписчика принесло уже немало плодов в деле печатной имитации рукописей — благородя таланту Петруса, способного воспроизвести почерк любого из лучших каллиграфов на деревянной доске. Однако им так и не удалось выйти за пределы тесных рамок ксилографии: выдающийся талант Шёффера раз за разом натыкался на неподвижность деревянных букв, на примитивность прессов и несовершенство чернил. Стоило отпечатать великолепные пластины работы Шёффера на бумаге, как они тотчас превращались в вульгарные ксилографические книжицы, несомненные подделки, апокрифический характер которых мог обнаружить даже слепой.

Иоганн Фуст, как только увидел входящего в харчевню Гутенберга, сразу понял, что если их союз с Шёффером усилится печатным генералом таких масштабов, то подпольная война европейских граверов будет безоговорочно выиграна.

Пока в зале суда прокурор собирался нанести обвиняемым последний удар, женщины в Монастыре Священной корзины как будто готовились к войне, рассчитывая встретить убийцу самым смертоносным своим оружием.

Трое мужчин, волею случая собравшиеся посреди пьяного веселья и бесшабашных песен, не могли знать, что союз, который они заключают не просто за крайним столом харчевни, но и на самом краю законности, навсегда изменит историю человечества. У Фуста были деньги и великолепный переписчик, но ему не хватало провидца, способного в буквальном смысле сломать все старые модели и сделать шаг за пределы ксилографии. Шёффер обладал редкостным талантом и располагал деньгами своего богатого компаньона, а значит, мог проводить эксперименты. Гутенберг, со своей стороны, изобрел технологию и усовершенствовал основные механизмы и материалы: пресс, чернила, подвижные литеры. Однако ему не хватало денег и таланта к каллиграфии.

Выпивохи в таверне решили, что эти трое, склонившиеся над столом, играют в карты. И они были недалеки от истины. Точно так же как и картежники, Фуст и Шёффер с одной стороны и Гутенберг — с другой изучали и проверяли друг друга, слушали больше, чем говорили, — как игроки, которые остерегаются открывать свои карты. Постепенно, при серьезном посредстве пива, их диалог сделался более вольным, и собеседники поняли, что каждый из них составляет треть единого целого.

Но прежде чем заговорить о буквах, они обсудили цифры. Гутенберг, привыкший к скрытности, не хотел расставаться с тайной своего изобретения. Как всегда, как было и с Хайлманном, он пытался получить деньги в обмен на результат. Но торговаться с банкиром было непросто. Фуст сделал ему предложение, на первый взгляд куда более щедрое: он не только был готов дать деньги авансом, но предлагал еще и треть от всей прибыли.

Иоганн в ответ весело расхохотался и рискнул сделать свою ставку:

— Нет, треть мне не нужна. Половину вам на двоих, а половину — мне.

Шёффер давно привык разыгрывать верную карту — притворяться дурачком. Если учесть, что таким образом он уже заполучил дочку Фуста и изрядную часть его денег, стратегия эта была в высшей степени плодотворна. Петрус хранил благоразумное молчание и рассматривал поверхность стола. Фуст быстро сообразил, что Гутенберг, возможно, и гений по части технологии печати, но не знает даже азов коммерции. С тех пор как стоит мир, известно, что лучший способ победить в игре, торге или войне — это разделить своих противников. А Гутенберг — вместо того, чтобы попытаться обрести союзника, — своим предложением только укреплял давнишний альянс Шёффера и Фуста, а сам при этом оставался в меньшинстве. Иоганн и Петрус, два опытных игрока, переглянулись и подумали об одном и том же.