Этери Чаландзия - Уроборос

Не до смеху было сейчас и Нине. Как самолет с пустыми баками, она едва дотянула до кровати. Тело не слушалось. Руки тянули к земле, ноги вязли, словно она не по паркету шла, а брела в густеющей глине. Ей показалось, что не кровь, а ртуть вдруг потекла по венам. Нина заснула, еще не упав головой в подушку. Даже если бы от этого зависела ее жизнь, она ничего не смогла бы сделать. Провалилась в сон, как в пропасть. Вокруг было темно, холодно и тихо. Нина осталась одна. Надолго. Как будто навсегда.

Когда-то в детстве она придумала себе страну. Назвала Лигурией, составила карту, разработала гимн, герб, флаг и язык. Государство, естественно, было островное и форма правления монархическая. Система отношений получилась тесная и замкнутая, поскольку сам же правитель был народом и наоборот. Страна слыла веселой и безалаберной и, составляя календарь лигурийских событий, Нина жмурилась от удовольствия, так ей нравились фестивали, карнавалы, концерты с фейерверком и выступление слона под открытым небом.

Потом она выросла, и оказалось, что Лигурия существует на самом деле. Она даже съездила туда однажды. Лежа под итальянским солнцем, Нина гадала, откуда в детстве она могла услышать это название? Ничего путного в голову не приходило. Нечасто за прошедшие годы она вспоминала страну своего побега. Сейчас, во сне, она опять оказалась там. Веселый остров полинял и опустел. Слон умер, карнавалы закончились, концерты отменили, и принц сбежал. Поджав ноги, она сидела на куске скалы, обломке, похожем на астероид, и летела в темную неизвестность. Кругом враждебно сверкали звезды, и космический ветер свистел в ушах. Что-то живое закопошилось у ее ног. Нина присмотрелась. Жук-букашка, все, что осталось здесь живого, не вовремя проснулся, выполз из щели и с удивлением осматривался в безумном полете. У нее защемило сердце. Она была не одна, кого-то или что-то следовало спасти, даже если оно было столь ничтожно мало, как этот жук. Но Нина знала, что это не насекомое. Это в суете событий до таких размеров сжалась ее планида.

И уже совсем рядом летела Луна. И крошка астероидной пыли осела на щеке. И слезы замерзли в ресницах. Нина спала.

Очередной снегопад превратил жизнь города в сплошную насмешку. Егор посмотрел на свою машину — мерзлый ком снега и льда — и направился к метро. Чем палить бензин и нервы в безнадежных пробках, доковыляем до подземки — и в путь.

В вагоне было немноголюдно. У большинства пассажиров от ушей тянулись проводки наушников, они словно были связаны ими, объединены отсутствующими взглядами и информацией, которую получали с невидимой волны. Напротив Егора на сидении устроилась парочка — прыщавый мальчик лет восемнадцати и полногрудая девица явно лет на пять-шесть старше него. Похоже, между любовниками был разлад, юноша всячески ластился к своей насупленной мадонне, но та была непреклонна и не сдавалась на подхалимские поцелуи и объятия. Он был настойчив и растерян и не понимал, что и как следует делать, чтобы растопить надменного снеговика, все попытки, похоже, вызывали у нее только мрачное раздражение. Наконец ему надоело унижаться, он что-то фыркнул и отвернулся. Егор готов был проехать свою станцию, так ему стало интересно, чем дело кончится. Девка тут же подобралась. Все-таки в нужный момент они безошибочно чувствовали край. Вот до сих пор можно трепать и измываться, а вот тут надо отступить, чтобы добыча не ускользнула. Но сегодня был не ее день, да и опыта еще не хватало. Состав подкатил к станции, пассажиры вошли-вышли, и за мгновение до того, как двери захлопнулись, мальчик сорвался с места и выскочил на перрон.

Все произошло так быстро, что она ничего не успела сделать. Словно промахнувшийся пеликан, щелкнула пустым клювом в воздухе. Все. Продула партию. Поезд уже въезжал в тоннель, телефон не работал, и нездоровый румянец гнева заливал толстые щеки.

«Так тебе и надо, образина», — мстительно подумал Егор. На следующей станции он вышел сам и направился по эскалаторам вверх, в снег, метель и холод.

Они договорились с Альбертом о встрече, но опять вышла незадача. Вместо него в холле гостиницы сидела его Лена. Егор пару раз видел ее мельком, тощее синюшное создание, то ли скрипка, то ли виолончель в каком-то оркестре, цепкие запястья, прозрачные серые глаза. Егор ничего не имел против ее существования, но друга не понимал.

— Привет, Егор, — она встала и протянула ему свою лапку, играя в игру «я тоже часть большой картины».