Этери Чаландзия - Уроборос

Он увидел свой стол. Нина подарила его и, понятное дело, определила ему место. Идеальное место. Да оно и правда как будто напрашивалось, но, черт подери, могло же быть и другое, пусть не такое удобное и правильное, но другое! Он вцепился в «склеп» из красной вишни и с грохотом поволок его по паркетам. Естественно, она тут же появилась на пороге. Глаза широко открыты, на лице изумление, в руках топор.

— Что ты делаешь?! — в голосе уже звенели эти сучьи нотки подлетающей истерики.

— Я! Хочу! Переставить! Свой! Стол! Туда! Где! Мне! Будет! Удобно!

Его тоже нужно было понять. Он же знал, что сейчас начнется. Был уверен, что она заверещит, подкручивая децибелы, что он ничего не понимает, что стол стоит там, где надо, что у него и так полно возможностей решать все за других и пора уже оставить хоть какое-то место для нее, довериться и не лезть не в свое дело.

Неважно, что в тот день она так ничего и не сказала, закрыла рот и удалилась. Неважно! Все это он слышал много раз. Она могла больше ни слова не произнести, все и так было написано на ее лице, и эти приподнятые бровки говорили то же самое. Потом еще еду подала с этим своим оскорбленно-надменным видом, а ведь знала, что он терпеть не мог, когда его кормят в плохом настроении. Довела в тот вечер, сука!

Где-то на диване зазвонил домашний телефон. Пришлось раскидать подушки, чтобы его найти.

— Да, — резко и со злостью выдохнул в аппарат Егор.

— Э-э… — в голосе звонившей послышалось сомнение.

Егор угрожающе прочистил горло.

— Простите, а Нину можно? — уже потом, когда он отключил связь, ему показалось, что голос был знакомым.

Но в тот момент он был слишком зол.

— Нет здесь никакой Нины. Вы ошиблись номером.

Он был готов швырнуть аппарат в стену, но отправил его обратно в подушки на диван.

Ну, вот так. Поэтому с глаз долой — из сердца вон. Егор заметил свое отражение в большом зеркале, всмотрелся и вдруг расстроился. Серый, небритый, синяк на скуле. Помятый боец брачного фронта. Ну, уехала так уехала. Было время собирать камни, теперь пришло время разбрасываться ими.

Не вопрос.

Со странным чувством Нина перешагнула порог своей квартиры. После замужества и переезда на новое место она периодически заезжала сюда, чтобы проверить счета, иногда поднималась, проветривала помещение, что-то забирала, что-то оставляла. Уже много лет здесь никто не жил, квартира стояла в запустении, ожидая, когда, наконец, про нее вспомнят. Вспомнили. Нина кое-как перетащила громоздкий чемодан через порог, как была, не раздеваясь, села на пол и закурила.

Она осмотрелась. Небольшая полупустая студия. Три окна. Пыльные занавески. На стене старинные ходики без стрелок. Здесь было мало мебели, высокий стол с барными стульями, высокая кровать, высокий холодильник. Сидя на полу, Нине казалось, что она слишком мала и окружающий мир ей не по росту и проблемы не по плечу.

Однажды это жилье ограбили. Брать было нечего, всех ценностей — два кольца, часы и небольшая икона в окладе. Это и унесли. Остальное перевернули и перерыли. Нина долго не могла заставить себя вернуться и навести порядок. Каждый раз на пороге подступала волна брезгливости и гнева, и она сбегала, так и не открыв дверь. Ночевала у подружек, ожидая, когда обида пройдет. Нечто похожее Нина испытывала и сейчас. Только на этот раз вор без лица и имени влез в ее жизнь. Что-то украл, что-то перевернул, что-то безнадежно испортил. И пусть пока ею двигали лишь подозрения и догадки, у нее не было ни сил, ни желания оставаться в том доме и жизни, где они с Егором были вместе. И она сбежала.

Нина не нашла ничего подходящего и затушила сигарету о подошву сапога. Бросила окурок на входе. Ничего, пока не считается. Встала, прошлась. Мертвая зона. Она открыла окно. Летом во дворе всегда было шумно, галдели птицы, играли дети, из проезжающих автомобилей доносилась музыка. Сейчас стояла зловещая зимняя тишина. Нина оставила окно приоткрытым, осмотрелась. Ее окружали вещи из прошлого. Эти книги уже были прочитаны, одежда изношена, из чашек все было выпито, а в подушках на кровати оставалось одно пыльное перо и никаких снов. На стене висел постер — пожелтевшая и выцветшая афиша спектакля. Самого спектакля уже не существовало. Сняли из репертуара года три назад. Два актера умерли. Режиссер эмигрировал. Нина открыла холодильник. Пустота. Бутылка водки в морозилке.

— Ну, с водкой-то ничего не могло случиться, — пробормотала она и налила стопку.

Залпом выпила и передернула плечами.