Луи-Рене Дефоре - Болтун. Детская комната. Морские мегеры

С тех пор, скитаясь в угрюмой стране, называемой «я»,
Досадливо хмуря лоб, потирая больные глаза,
Терпеливо снося претящий елей иль под хлыстом назиданий
Передергиваясь, сердцем еле живым трепеща,
Я буду, словно буксир, влачить мою жизнь из сегодня в завтра,
Буду горе мое скрывать под сердитой иль гаерской маской,
Но стремиться только туда — и сколько еще раз
Мое желанье вспыхнет во тьме рдеющей грезой,
Дотлевая, как головня под порывами бури ночной!

Это место осталось прежним, эта крепость высится там же,
Твоего крика обрывок над нею плывет и сейчас,
И сейчас я вижу твой перст, знаменье участи горькой,
Глубокую синь твоих глаз, навеки меня приковавших,
И на фоне громадной скалы, схожей с тонущим кораблем, —
Твой иссеченный из камня, но дышащий кротостью лик.
Угар возлияний ваших еще чует былой сотрапезник,
О злополучные сестры, чья весть не покинет меня никогда.
Как же терзает меня неисправимая память,
Стародавними вашими мифами питая и зиму мою!
Жизнь, потерявшую вкус, изо дня в день добирая со дна по капле,
С тех пор я не раз хотел наважденье ваше стряхнуть,
Вырывался из цепких когтей, бежал и думал, что спасся,
Но в просторы спящей души, не осилившей ваш гипноз,
Вы возвращались всегда, прорывали, как мыши, ходы,
И, юркнув тайно внутрь, там возились, сновали,
Без устали правили в ней катакомбную мессу свою,
А потом — так хлопает выстрел в сердцевине крепкого сна,
Так брызжет каленая молния свищущего клинка, —
Чудовищное сотрясенье — и подранка пронзительный вопль!

Возник, чтобы тяжкую детскую муку снова во мне пробудить,
Ребенок иной, но увлеченный тем же тайным миражем,
И на пышущем жаром его лице — так расседается спелый плод —
Та же просьба, та же улыбка щемящей тоски и желанья,
Возник предо мной зрачков царственный ультрамарин,
Певуче звеня блаженством навеки утраченных мест.
Тогда среди тишины, взревевшей громче любых самумов,
Я вновь ощутил по тому, как кипит согретая памятью кровь,
Всемогущую силу неконченых ваших обрядов,
И тело мое пронзила пресмыкания давнего дрожь,
Как если бы вдруг прояснилось хмурое небо, и вы
Подтянули меня на своей остроге к распахнутым настежь вратам приобщенья,
Чтобы, забыв о подвигах детства, по твоему веленью воспетых,
Я ушел из ненавистных пределов, где царствуют ложь и подлог,
И, слушая, как облетают деревья душевной смуты,
Подобно зимней природе, впал в целомудренный сон:
От всего отказался и просиял своим умаленьем
Под вневременной аркой, где во всей чистоте восседает ничто, —
Исчезнув даже не так, как зверь, погребенный в саване палой листвы,
Но так, чтобы стерся и след моего пребывания здесь,

И не будет памятника тому, кто отрекся от пройденного пути!