Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

— Со мной — ничего, — сказал он жестко.

— Тогда почему ты так рано вернулся домой?

— Мне нужно было встретиться с клиентом неподалеку отсюда, поэтому я взял такси и доехал домой. Пытался позвонить тебе, оставил несколько сообщений, — он кивнул в сторону автоответчика, — но тебя не было дома.

— Я заснула в библиотеке.

— Еще бы! — с сарказмом в голосе сказал Сунил.

Я удивленно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тогда что это? — воскликнул он, ткнув кнопку на автоответчике. — Я услышал это, когда пытался стереть свои сообщения.

— Анджу, — говорил женский голос, — надеюсь, это твой номер, я не нашла его в твоем личном деле. — И тут я поняла, что звонила женщина, которая иногда подменяла мою начальницу. Мое сердце упало. — Извините, что беспокою вас дома, но мы в отчаянном положении. У нас трое сотрудников заболели, а сейчас, перед экзаменами, работы невпроворот. Я знаю, что вы не хотели работать по выходным, но, может, вы все-таки сможете выйти завтра на несколько часов? Позвоните мне сразу, как прослушаете сообщение.

Если бы гром мог греметь тихо, то он звучал бы как голос Сунила.

— Как долго это продолжалось? И зачем? Для чего тебе так нужны деньги, что ты работаешь тайком от меня?

За яростью в глазах Сунила я увидела отчаянную боль.

— Это всё ради Судхи, — выпалила я. — Я коплю деньги на ее билет. Мне пришлось так сделать, потому что ты не хотел мне помочь.

В эту секунду меня пронзила такая острая боль, что мне показалось, словно кто-то тянет кости из моей поясницы. Поскорей бы закончить этот разговор и пойти прилечь.

Я ждала вспышки гнева Сунила, но он, к моему удивлению, молчал. В сумерках комнаты я заметила у него какое-то странное выражение лица, появившееся на долю секунды и исчезнувшее, прежде чем я поняла, что оно означает.

— Тебе обязательно было вмешиваться? — наконец сказал он. В его голосе вдруг появилась ужасная усталость. — Ты не могла всё оставить как есть?

— Что значит «вмешиваться»? — спросила я, тоже чувствуя неимоверную усталость — у меня не было сил спорить, не было сил на дипломатичность. — Судха моя сестра, человек, которого я люблю больше всех на свете. Ты сам мне сказал, что теперь, когда она разведена и с ребенком, в Индии ее ждет тяжелая жизнь. Как я могла оставить ее в беде?

— Иди отдохни, Анджу, — со вздохом сказал Сунил. — Ты ужасно выглядишь. Теперь я понял, почему ты была такой уставшей и раздражительной в последние месяцы. Ты просто выматываешься на работе. Я принесу тебе горячего супа, а потом позвоню этой женщине и скажу ей, что ты увольняешься.

Собрав последние силы, я вскочила.

— Ты не посмеешь так сделать! — сорвалась я на крик. — Я не уволюсь. Я прекрасно себя чувствую! И буду продолжать работать. И Судха приедет сюда, хочешь ты этого или нет!

— Пожалуйста, Анджу, — пытался успокоить меня Сунил, — пойди приляг. Ты слишком взбудоражена.

— Не надо обращаться со мной, как с ребенком! — Теперь я кричала, хватая воздух. В эту секунду словно кто-то крошил мне кости таза железным молотком. — Я не позволю тебе управлять мною, как твой отец управляет матерью. Я не позволю!

Но тут боль стала уже такой острой, что я согнулась пополам, но прежде успела заметить ужас в глазах Сунила. Я чувствовала, как по ногам льется липкая жидкость, и увидела, как на брюках растет темное пятно, а воздухе появился запах ржавого железа. Неужели я не смогла сдержать свой мочевой пузырь?

Сунил, что-то пробормотав, схватил телефонную трубку.

— Нет, — кричала я, пытаясь вырвать ее из рук Сунила.

— Перестань, Анджу, — говорил Сунил, отпихивая меня свободной рукой. — Я звоню не на твою работу, а в «скорую».

Внутри меня снова огнем вспыхнула боль, и я потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то всё еще чувствовала боль, несмотря на тупое оцепенение от наркоза. Нестерпимый свет не давал открыть глаза. Хуже всего было ощущение пустоты внутри — я поняла, что опоздала.

Набравшись храбрости, я прикоснулась к животу. Он был перебинтован внизу — значит, случилось что-то ужасное, а я всё проспала. И, несмотря на то что живот еще не опал, я знала, что ребенка больше нет.

Всё, что было потом, происходило словно во сне. У меня текли слезы, заливаясь в уши, словно теплая кровь. Потом вошла медсестра в свежем накрахмаленном халате и, жизнерадостно улыбаясь, говорила что-то о том, что я наконец проснулась. Иногда из горла вырывался помимо моей воли крик — как струя из бездонного фонтана из сказок Пиши, которые она нам рассказывала, когда я была еще совсем маленькой, и не понимала, что жизнь может быть страшнее любой сказки. Иногда кто-то укладывал меня обратно на кровать, в кожу впивалась игла, а в кровь проникала обжигающая жидкость успокоительного.