Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 02 (4), май

Он мрачно молчал, соображая. Его снова пронзили самые черные подозрения. Чувствовал, что от бешенства его затошнило. Он протиснулся между хозяевами и ринулся в дом. Пробежал по всем комнатам сверху до низу.

Он все еще не понимал, ему не верилось, что это не игра, не отговорки, не интриги. С черным лицом выслушал, что еще вчера Елена действительно объявила родителям, что улетает с ним, с Канцеляровым, на пару дней поклониться Святым местам и т. п. Теперь родители припомнили, что последнее время она вообще вела себя как-то странно. Якобы, разговаривала сама с собой — что-то странное о нехорошем письме, проклятых волжских струях, о какой-то зажигалке…

— Объясните, наконец, что происходит! — взмолились родители, обращаясь к Канцелярову.

Но теперь тот сделался словно каменный. Все еще не мог поверить… Как же так? Он только что с ней разговаривал! Он набрал номер, медленно приложил телефон к уху. Но теперь ее телефон молчал, связи не было. Глухо. Намертво. Где-то на задворках неба погрохатывал отдаленный гром.

Канцеляров не верил, но теперь должен был поверить: молния, которой он так опасался, все-таки ударила. Но попала не в него.

С тех пор прошло несколько лет. Цветут жасмин, вишня, сирень, черемуха и прочие прелести. Живут в домике у реки на окраине провинциального русского городишки он и она. Живут не без трудностей, бедно, невзрачно, но в целом терпимо, дружно. Тихо-тихо. Он запустил бороду, учительствует, но не пьет. Она медсестра в фельдшерском пункте, но не гуляет. Плюс огородик, кролики, рыбалка, несколько ульев. Ходят в церковь. Не то беженцы, не то вынужденные переселенцы. Таких всегда полгосударства, ищущих не то чтобы счастья, а хотя бы покоя. Кроме Бога, ни на кого не надеются. Детишек аж четверо. Гришка, Мишка, Машка и Наташка. Все погодки. Кто в мать, кто в отца. Ужасно похожи. Кроме старшего, блекло-рыжеватенького, зеленоглазенького и плосколицего, засипшего, с вечными ларингитами, — сколько ни отпаивали парным молочком.

Теперь разве что в страшном сне этим двоим может присниться, как когда-то они вдвоем спасались-бежали сломя голову и куда глаза глядят, как Иванушка с Еленой Прекрасной из русских сказок, за которыми гналась баба-Яга. То гребень бросят на дорогу — и лес вырастет. То косынку — и река разольется. И т. д. Как покупали второпях кое-как слепленные фальшивые паспорта, а к ним еще кучу липовых бумаг в придачу, выложив немалые деньги, в каком-то московском грязном, продуваемом ледяными сквозняками подземном переходе-трубе у какой-то седой и косой бабы. А настоящие свои паспорта закопали в таком месте, что теперь и сами не припомнят. Никто не вспомнит и не узнает.

Но Господь-то Бог все видит и все ведает.

Если бы тому, что произошло в тот достопамятный зимний день на малой Волге, нашелся случайный свидетель, то последний, пожалуй, не поверил бы своим глазам, и потом еще долго спрашивал бы себя, уж не пригрезилось ли ему увиденное, и уж, конечно, не смог бы рассказать ничего вразумительного, не говоря о том, чтобы когда-нибудь это объяснить.

Какой-то мужик, по виду обыкновенный рыбак, с рюкзаком, в тулупе и в валенках спустился к реке, окинул взглядом широкие сверкающие просторы заснеженной малой Волги, посмотрел на часы и направился прямиком к середине, где едва виднелась, угрожающе колыхалась огромная, еще не застывшая полынья.

Не доходя до полыньи двух десятков метров, мужик остановился, снял рюкзак, сбросил с себя тулуп, снял валенки. Под тулупом оказался полный, под горло костюм аквалангиста. Затем достал из рюкзака пару баллонов и маску и, надев их, двинулся дальше, прихватив с собой и тулуп с валенками и облегченный рюкзак. Еще раз остановился, чтобы еще раз пристально осмотреться и взглянуть на часы. Вокруг, сколько достигал взгляд, не было ни единой живой души. Затем продолжил путь, уже не останавливаясь. За два-три шага до полыньи лед под ним подломился, и мужик в гидрокостюме ухнул вниз. Так и ушел бесследно под воду со всем своим барахлом — с тулупом и валенками под мышкой. Вокруг воцарилась полная тишина и безлюдье. Сияло солнце, снег блестел.

Приблизительно через полчаса на берегу появился другой мужик, который кряхтя притащился тем же путем. Беспокойно озираясь по сторонам, он ступил на лед, но, сделав всего несколько шагов, словно что-то осознав, встал как вкопанный, а затем в ужасе, все быстрее и быстрее попятился назад. Выбравшись на берег, постоял, переводя дыхание, а затем уже без остановок поспешил обратно на станцию и уехал в Москву.