Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 02 (8), май

Читая опусы Илоны Зулич, я почему-то все время вспоминала эту Сенину полупьяную болтовню пятнадцатилетней давности. И все время передо мной стоял образ Тоски. Или Скуки. Или Злотоскуки, как выразился Сеня. И чем ярче и вычурней был текст, и чем больше в нем было наворотов и блеска, тем сильнее надвигалась эта Большая Тоска. Именно — Нечеловеческая, Безысходная. Неопределенная, безликая и страшная. Вселенская Недотыкомка. И чем-то невыразимо притягательная, как смерть, наверное. Да, именно смерть! Илона Зулич и смерть теперь были для меня неотделимы друг от друга. Какое-то смешанное чувство интереса, отторжения, вплоть до брезгливости и — вместе с тем — жалости росло во мне. И я чувствовала, предчувствовала, что Илона Зулич будет в моей жизни и сыграет в ней какую-то странную роль. Странную, печальную, но важную.

В Интернете об Илоне Зулич было много. Но все это «много» по большей части ничего нового в себе не несло. В основном это были те самые заказные рецензии на романы, кое-какие выдержки из светской хроники, реклама магазина «Z», торгующего дорогими экзотическими товарами, от пуговиц Элтона Джона до живых крокодилят. Еще — фотографии: высокая, очень красивая брюнетка. Черты лица очень правильные и — холодные. Но очень хороша, не отнять. Волосы прямые, каре. Прекрасная фигура. Одевается со вкусом, но строго. Фоток много, все больше из глянцевых журналов. С Киркоровым. С Жириновским. Жирик ей что-то нашептывает в ушко. Она улыбается. Одна, на фоне какой-то пагоды. Еще с каким-то явно голубым перцем, не знаю, кто такой, но в СМИ мелькает все время. С белым мопси-ком на руках, целуя мопсика в ухо. У мопса на морде написан многовековой брезгливый фатализм. Опять с неразъясненным глянцевым гомарём. Их Ленка Баш называет «тёдя» или «дятя». Опять с тёдей. Даже помню, как «егоё» зовут — Шура. «Обдолбанный подпилок с раком задницы» (опять — Ленкино словотворчество). Ясно, что здесь — работа Анри. Чтоб жена была в компании безопасных педрил. Жириновский — явное упущение. Хотя — сомневаюсь. С Веркой-Сердючкой. Одна. С Ксюшкой-лошадкой. Куда ж без нее. Одна… Мне надоело. 34 фотографии. Не смотреть же все…

Фотки ничего нового, казалось, не добавляли. Красота, непроницаемость. Отформатированные улыбки. Если и есть хищность, то очень сильно запрятана. Еще глубже, если она, опять же, есть, запрятана та самая бесовская тоска, о которой распространялся когда-то Сеня. В общем — чистый глянцевый гламур.

На сайте писательницы я нашла скупо изложенную биографию. Собственно, биографии никакой не было. Года рождения, конечно, нет, но ясно, что тридцать с хвостом. Как мне. Закончила питерский университет, псих-фак. Работала в какой-то фирме. Потом — по нескольку месяцев в Гарварде, Гейдельберге, Оксфорде, Сорбонне. Много путешествовала. Владеет несколькими языками, включая японский (это понятно: японский проект с сушами и муракамами в самом разгаре). Замужем. В третий раз. О мужьях, разумеется, ни слова. Хорошо о них говорить как-то не к месту, а плохо — нельзя. Как о покойниках. В настоящее время — преуспевающая бизнесвумен и «культовый» (это из текста) писатель.

Еще я нашла организованный три года назад, на взлете писательской карьеры Зулич, форум с бравурно-пошловатым названием «Страсти по Илоне», где, по замыслу организаторов, судя по всему, должны были бушевать фан-дискуссии. Первые реплики были явно запущены для затравки: «Обалденная текста! Илона, я твоя fanka! Это — Любовь! Форумчане, замутим Фан-клуб нашей Зу!» и т. п.

Пара-тройка охлаждающих входов: «Почитала-недочитала». «А по-моему — нудеж и…уйня». «Не въехал, в чем драйв». И проч.

Затем — гневные возражения «фанатов» с попытками завязать форум. Опять заглушки, типа «Лучше я в пятидесятый раз „Собачье сердце“ перечитаю». «Зря 150 рублей потратила». «Тебе везуха, я — 180». И проч. Больше всего было отзывов, типа: «Так себе». «Ничего». «Читать можно, но зачем?». И фан-форум заглох сам собой. Всего — сорок три входа, последний — полгода назад.

Так что здесь — тишина. Совсем другое дело — интервью. Тут я натолкнулась на одно ключевое ощущение, которое стало решающим для меня в отношении к Зулич.

Первые интервью с писательницей («Эхо Москвы», «Караван» и т. д.) были довольно живыми и местами даже интересными. Потом они, эти интервью, мертвели. Последние были совершено формальными. Думаю, Илона их даже не перечитывала. Ни до, чтобы править, ни после публикации, чтобы насладиться славой. А вот в первых четырех-пяти Илона явно старалась. Вообще — несмотря на все ту же непроницаемость — здесь присутствовала какая-то живинка: остроумные реакции, емкие определения. Но это не главное. Важна была доминанта, а доминанта была такова: Илона уж точно обладала одной феноменальной способностью. Даже затрудняюсь ее определить. Словом, умела себя гениально преподнести, как говорят, позиционировать. «Самопродюссирование» и «автоменеджмент» Илоны Зулич были безукоризненны. В каждой фразе, причем ненавязчиво и даже вроде бы слишком скромно, звучало: «Я — лучше всех», «Я — пуп земли», «Я — это все». Это как-то само собой подразумевалось и не вызывало никаких сомнений. Не должно было вызывать. Само слово «я» в ответах на вопросы журналистов практически отсутствовало. Но в подтексте это «Я» вырисовывалось в виде огромной, прекрасной и таинственной подводной части айсберга. Это была гениально и явно по наитию выстроенная система намеков на неисчерпаемую глубину, на тайну собственной личности.