Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря

— Не знаю, — ответил Валерик. — Буду теперь до пяти сидеть, ждать зарубежную эстраду. Может быть, из третьего альбома Токинга покажут чего. Запишу на мафон.

— Стерео тогда запиши, — посоветовал Сева.

Ребята пошли по домам, где уже начались обряды встречи нового года. Где на престоле телевизионного столика Горбачёв уже начал поздравлять с новым социалистическим годом, обещая какую-то перестройку.

Через несколько дней, к концу каникул в дверь аниной комнаты в общежитии постучали. Аня как раз собирала учебники на третью учебную четверть. Она открыла дверь. В коридоре стоял Сева и держал в руках новое пальто.

— Привет, Ань, — сказал застенчиво он. — Вот, тебе пальто. По блату мать достала, у нас в торге знакомые, — и улыбнулся.

Удивлённая Аня сначала не знала, что ответить.

— Ой! Привет! Зачем это, дорого ведь, — пролепетала она.

Сева махнул рукой.

— Нормально, бери, — протянул пальто.

— Ой! Заходи, сегодня же праздник Рождество, ты знаешь? Как раз вовремя, у меня и торт есть.

— А предки? — опасливо спросил мальчик.

— На дежурстве, — ответила девочка.

— Ругали? — спросил он о пожаре.

— Было, — улыбнулась Аня. — Но даже не за пальто, за курение.

Сева прошёл в комнату.

У меня есть песни из третьего альбома Модерн Токинга, хочешь послушать? — предложила девочка.

— Третьего альбома? Здорово, давай! — обрадовался Сева.

Аня достала катушку Свема, поставила на магнитофон.

— Знаешь, а сегодня праздник Рождество, — сказала девочка.

— Рождество? Праздник что-ль? — спросил пионер Сева.

— Это день рождения Божьего Сына, который родился чудом от Девы Марии, — припоминала девочка сказанное родителями.

— Чудом? — скривил рот Сева.

— Нам не понять, — сказала Аня. — Главное, что он принёс с собой.

— А чего? — не понял Сева.

Девочка поставила катушку с магнитной лентой на магнитофон, нажала на кнопку и, когда раздались первые аккорды «Братец Луи», ответила:

— Любовь.

Как камень стал чернее ночи, как стены когда-то белые скрыла она, словно грех от глаз Божиих раскажи, раскажи звонарь о годах недавних, сними пелену настоящего с ее гордым храмом восстановленным с золотом куполов, со светом крестов.

Вот они, ещё молодые, ещё только катят со всей округи выксунской резину от колес автомобильных, затаскивают в проемы разрушенных большевиками стен, складывают в башню посреди безкрышенного храма. И ты, ангел алтарный, в сомнении — веселиться или плакать. Будь беспристрастен, время твое еще не настало. Жди ночь, жди ночь, жди…

И она пришла, тьма страстная в предверии Воскресения Христова. И двое ребят, словно котов полуночных влезли в дыры обиженных стен и один, чиркнув спичкой, осветил своё длинное лицо улыбающееся со свисающимися на него длинными волосами — Борыська.

— У, у- ух! — пропел он почти басом ломающимся голосом, — Яко с нами…!

— Яко, яко! Х… хватит спи-ички жечь. Еще нет две-енадцати, — озлился заикаясь на Борыську второй, Серый.

— Ну и че, нет двенадцати. Чего ждать, когда менты привалят? — обиделся Борыська. — У тебя часы есть-ли?

— Ну есть, — ответил Серый. — Ну-ка за-асвети.

— А- а! — поймал Борыска и съязвил — спички не трать и поднес огонек к Серому.

Но он потух и Борыська снова зажёг спичку, засветила она Серого лицо круглое, маленькое с короткой стрижкой, и руку с Полетом.

— Полчаса. Полдвенадцатаго. — произнес шёпотом Борыська, и вдруг рявкнул. — Да какая разница! Пока разгорится.

А ночь, ночь такая звездная, вот ведь как бывает на Руси — поднимешь в храме взор вверх, а там — небо, бесконечная вселенная, и порадуешься на миг величии Творца, создавшем мир и сразу погруснеешь от ничтожества человека, допустившее оное — храм без крыши.

Борыська пальцы обжег от спички, бросил и в азарте фантазирует:

— Слышь, Серый, прикинь, а… Когда-то здесь службы были, попы пели, народу куча…

— Все ве-ернется, — почему-то ответил Серый, и сам подумал — вот ведь фантастика.

— Ага, чудеса — вернется, — язвил Борыська. — Крышу снесли, колокольцы сняли — одны развалины.

— А ты, Бор-ыысь, шире думай, — уже гнул свое Серый. — Де-ело не в этой вот ра-азрушенной церкви, а во всей, понял — в-оо всей! Придет время и везде постр-ооят заново.

Вздохнул Борыська тяжело:

— Вот тогда и припомнят нам костер…

Ангел, пребывающий при алтаре улыбнулся. Он, макнувший одно крыло в вечность ведает, что сии слова — правда. Не пройдет и десятилетие и те же ребята, уже возмужавшие станут носить кирпичи, мешать цемент, строить и восстанавливать. И чуть позднее стоять среди множества Христова Тела на литургии и славословить милосердного Бога. И хитро прищурясь, ангел возрел далее, как их, Серого и Борыську, Сергея и Бориса будут рукопологать во священство…