Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря

— Дама, валет, шестёрка… Да, не пройдёт и недели — и он вернётся — выпучила глаза гадалка. — Только для полного закрепления приворота нужно сделать ещё кое-что.

— Что? — обрадовалась известию Оля.

— Прийти ко мне ещё два раза. Но! — подняла палец Настасия. — Карты говорят, что тебе нужно сделать шаг — вот, Дама на Короле!

— Какой шаг? — спросила Оля.

— Послать ему эсэмэску нужно, что любишь, мол, всё прощаешь и просишь вернуться. Поняла?

Оля как держала в руках телефон, начала набирать текст смс.

— Да, не сейчас, дура! — сказала Настасия. — Потом, всё потом, и не одну эсэмэску, а три. Поняла?

Оля кивнула, положила мобильник в сумочку.

— А лучше позвонить, — учила Настасия. — А мысленное послание от меня он получил и уже готовится к тебе вернуться, — сказала гадалка.

— Нет, сейчас, — передумала Оля, выхватила из сумочки телефон и быстро нажала вызов большим пальцем, что сломала ноготь. — Блин!

В другой комнате вместе с её «блин» раздался сигнал другого телефона.

— Блин, — ещё раз сказала Оля, — это же его телефон, — посмотрела вопросительно на гадалку.

— Чей телефон? — не поняла та.

— Серёжин! — была уверена Оля. — Я уверена в этом, я сама ему загружала из интернета.

Она встала и пошла в комнату рядом, в спальню.

— Эй! Куда! Вернись, дура! — приказала ей гадалка.

Но Оля была решительна. Она забежала в совсем тёмную комнату, в свете мобильного телефона увидела лежащего на кровати мужчину.

— Ах, ты, гад! — крикнула ему Оля, размахнулась и ударила его сумочкой по лицу.

Мужчина вскочил, закричал от боли и голый выбежал из комнаты.

Оля бросилась за ним, размахивая сумочкой — вокруг стола со стеклянным шаром, в прихожую, в спальню, снова вокруг стола. Досталось олиной сумочкой и гадалке, которая тоже включилась в этот бег. Оля бросила в них стеклянный шар. Шар попал в голову мужчине. Он упал и замер. Оля сгребла со стола скатерть, кинула в Настасию, швырнула в неё висящую перламутровую лампу, что та перестала мигать, вспыхнула ярко и погасла совсем. Девушка набросилась на гадалку, повалила её рядом с лежащим Сергеем и начала душить. Гадалка вырывалась и кашляла.

— Это не он! Не он! — хрипела она, но всё тише и вот — затихла.

Оля посидела немного на ней, повернула лежащего мужчину, пытаясь разглядеть его поближе.

— И вроде такая же татуировка, и вроде там же, — сказала девушка, — гад такой! — и со всей силы ударила рукой по лицу. Мужчина вздрогнул и застонал.

Оля встала, нащупала на столике свои пятьсот рублей, бросила их в сумочку, подумала и бросила туда и фигурку фавна. Вышла в прихожую, прислушалась: в комнате послышался кашель. Оля вышла в подъезд и захлопнула за собой дверь. Спустилась по порогам, подумала, достала из сумочки фигурку фавна и бросила его в дверь гадалкиной квартиры. Фавновый фаллос отвалился и с грохотом полетел куда-то вниз лестничной темноты, унося с собой последнюю веру девушки в трансцедентное.

Чуть слышно, мягко и неглубоко, в тёмно-желтое чрево пруда отец погрузил весла и надавил на них. И они, словно деревянные ладони погладили толщу воды и нежно толкнули лодку.

Сделав несколько махов веслами, отец остановился.

— Давайте сфотографируемся ещё! — предложил он. — Сонь, — протянул пятилетней дочери серебристую камеру, лежащую рядом на лавке. — На, сними меня с вёслами.

Дочь встала и потянулась к отцу.

— Осторожно! — мама, сидящая рядом с ней поддержала её, покачнувшуюся, чуть не нырнувшую.

Соня взяла мыльницу, своими маленькими пальчиками покрутила и села на своё место.

— Чего там? — не понял её озабоченность отец, — всё настроено. Смотри, как видишь, так и будет. — и хитро улыбнувшись добавил, — Обрежешь и обрежется…

Мама тоже усмехнулась, красиво прищурясь на солнце.

— Ты, как в писании, пап… — сказала ему. — Обрежешь и обрежется… дополнишь и дополнится.

— А что не так? — спросил отец.

Мама пожала плечами в розовом купальнике, вдаль посмотрела на зелёную шапку соснового бора.

— Хорошо-то как!.. Отпуск и…

— У кого отпуск… — отец перебил её.

— Ой, ладно, ты по сменам работаешь по двенадцать часов, больше дома бываешь, уж тебе ли ныть. — справедливо поспорила она.

Но отец не ответил ей, нахмурился только и обратился к дочери по поводу фото:

— Ну, чего? Я гребу, а ты меня в полете щёлкни.

Соня подняла камеру, посмотрела в глазок, прищурилась и нажала на спуск — щ-щик!

Но быстро и неуклюже опуская руки выронила её.