Петер Розай - 15 000 душ

Он отошел от Клокмана, повернувшись к нему своим пухлым, распирающим штаны задом и цокая языком: «Вечера в „Метрополе“! Эти яркие звездочки „Метрополя“!» — На нем была рубашка в клеточку.

Широченная рубаха.

«Он это не со зла», — подумал Клокман, голова у него была как ватная. Он уже хотел было повалиться обратно и забыться сном, как вдруг до него дошло, что он не знает, где находится и что здесь происходит, а ведь у человека обеспеченного, да еще и занимающего определенную должность, если он не хочет лишиться положения, должности и жалованья, то есть всего того, на чем зиждется его жизнь, не должно быть на этот счет никаких сомнений.

Коньки.

— Мы уже не в «Метрополе», — сказал Смунк, примостившись на какой-то перекошенной конструкции.

— Где это я? — спросил Клокман, надо признаться, немного надменно, хотя и заметил, что едва ворочает языком.

Смунк приложился к бутылке, которую он извлек откуда-то из под себя. Послышалось бульканье.

Одно ясно — это была какая-то комната! Довольно просторная, почти пустая. Где она находилась — на этажах или в подвале — сразу было не понять. Каземат, что ли? Или общая камера?

— Мы все трудяги, — задумчиво сказал Смунк и снова глотнул из бутылки, — да, трудяги, кто же еще!

Он почесал живот.

Опишем вкратце комнату, в которой очутился Клокман: ровный четырехугольник из голых грубых бетонных стен. Вот, собственно, и все.

Еще тут было окно.

Раскачивался ли этот куб? Проплыла ли по нему стайка неторопливых золотых рыбок?

Струились ли перед его глазами переливчатые морские водоросли? — Одним махом Клокман опустил ноги с кровати. Несколько сложенных горкой матрацев — вот и вся кровать.

Может, Смунк был морской тварью? Каким-нибудь причудливым глубоководным чудищем? С невозмутимым видом он пил из своей бутылки.

Бутылка блестела.

Дно тут, по крайней мере, твердое. Хоть на ногах удержаться можно.

Клокман сделал несколько шагов. На полулежал чемодан.

Нет, жабр у Смунка не было.

— Тут нет отопления, — подал голос Смунк, — увы. — Он ухмыльнулся: Вы совсем посинели! Как океан! Ну что, выспались?

Тут Клокман почувствовал, что дощатый пол, который еще мгновение назад напоминал, на ощупь поток теплой бурлящей воды, на самом деле был обжигающе холодным. — Абсурд! Бред! Просыпайся! Вдоль прожилок на древесине топорщились ледяные иглы.

Чувствуется, что-то с кровяным давлением. В черепной коробке. Булавки! Ланцетники!

О, Клокман!

Если читатели желают ознакомиться с обстановкой, мы это мигом устроим: в углу притулились матрацы Клокмана. Посередине, под лампочкой, стоял стол со стулом. В других углах тоже лежали матрацы; обстановка как в спальне. Из стены торчало несколько гвоздей — крепежные штыри.

Покрывала из шкур.

— Живем мы скромно, — сказал Смунк и цокнул языком; верно, заметил, что Клокман шарит глазами по комнате. — Так-то вот.

— А умыться тут можно? — тихо спросил Клокман.

— На дворе! — Смунк указал на окно, покрытое толстой коркой льда.

Горячий источник? Цветки болотной калужницы.

Вот, значит, откуда запах, — решил Клокман и, не долго думая, втянул ноздрями воздух.

Черт возьми! — Пахло еще чем-то, но вот чем именно?

Кровью — грязными носками — мочой — шнапсом.

Завод по производству шнапса?

— Я бы и сам предпочел остаться в «Метрополе», — пробурчал Смунк. Он облизал губы. Сидел он на уложенных штабелем ящиках. Это были ящики с ячейками.

Он достал оттуда непочатую бутылку:

— Глотнете?

Клокман отпрянул. Видно, в этот момент он и впрямь выглядел смешно, потому что Смунк громко расхохотался.

От его смеха все вокруг задрожало.

Даже лампочка закачалась; пошла выписывать круги.

Круги.

Мужицкий юмор! Потешается! Грубо, но зато от души. Гогочет!

Клокман схватил в охапку свою одежду, влез в штаны.

Смунк громко высморкался.

— Ну, загуляли мы вчера, — воскликнул он. — Что тут такого? — Напились вдрызг! В стельку! В «Метрополе»!

Почти с ужасом Клокман вспомнил сияющий дворец — пустынную, подбитую инеем полярную ночь — бутылки шампанского — фарфор — ковры.

— Только так и можно отдохнуть, почувствовать свободу, — весомо произнес Смунк. Он уткнулся глазами в пол.

— Мне плохо, — Клокман пошарил руками у себя за спиной.

Вороны?

— Вам плохо? Ну, выдаете! Ему плохо?! — Так выпейте, дружище! — Он весь сиял.

За спиной ничего не было: никакой опоры.

Смунк властно протянул ему бутылку.