Петер Розай - 15 000 душ

Прямо Маттерхорн. В ресторане самообслуживания! Шарики мороженого.

Скала была вся в трещинах.

Тут от нее откололся громадный выступ. Он медленно обрушился: шлеп.

В проломе показалось дымящееся багровое, золотистое отверстие. — Потроха?

Он увидел драгоценности. Золото. Оно струилось.

Там в пропасти было золотое дно. Счастливая гавань. Пристанище. — Берег.

Луна и вечерние звезды!

Я отправлю телеграмму в свое агентство, так он сказал, они устроят все, что нужно: церемонию награждения чемпиона мира, пресс-конференцию, телешоу. Нам это не впервой.

Показатели должны ползти вверх, сказал Палек, главное — цифры.

Цифры! — Звезды.

Братские могилы.

Кровати.

Косым дождем посыпались одноразовые бритвы.

Брызнула вода! Целое море! В ресторане самообслуживания!

Эй вы, шляпы долой!

А им хоть бы что — этим сволочам.

Ты заработаешь свои деньги, если с рекордом все получится! Я за ценой не постою.

Ему снова явилась фрау Кац. Во всей красе. В чем мать родила.

В чулках!

Ради этого стоит жить, приятель.

Надо все-таки вести дневник.

Наверное.

На черный день.

Чтоб развеселиться!

Чтоб приободриться!

Полистаешь немного. Усмехнешься. Улыбнешься.

Вдали за окном поток машин струился по шоссе. Того и гляди, выйдет из берегов. — Автомобили на площадке. Флаги. — За ними раскачивались на ветру верхушки деревьев.

Рекорд! Это был рекорд. Два огромных бритвенных станка, рукоятки которых утолщались книзу, — впрочем, опишем вкратце обстановку: в зале был аншлаг, все места в партере, на трибунах и галереях были заняты. Зрители нахохлились, как воронье в сумерках, слившись в темную массу, наподобие мелкой осыпи на горных склонах. Внизу все клокотало: густая, зернистая лопающаяся лава.

Славные люди! Деревенские лица — Клокман остановился у края галерки и посмотрел вниз — можно подумать, что они только вчера приехали в город из своих деревень. Коровник! Жалкая скотина! Надувательство!

В зале стояла веселая буколическая толчея.

Только зрители, сидевшие так высоко, что их голосов не было слышно, походили на мертвых птиц.

А впереди, как и положено, прямо перед подиумом, стоял хозяин всего этого — Палек, не высказывая особого восторга, ссутулившись, засунув руки в карманы, насупившись, серый, как войлок.

А вот и подиум: в облаке яркого света! Батареи мощных прожекторов! Широкое слепящее пространство, обращенное к публике, распахнутое ей навстречу.

А на нем главные действующие лица! — Тут арбитр, засучив рукава, с важным видом подсчитывал на калькуляторе набранные баллы. Время от времени он отхлебывал пиво из бутылки. — Там еще один субъект, — Клокман видел его впервые, — тощий, невзрачный мужичок с наслаждением и азартом орал в микрофон, оглашая рекордные баллы.

— Этот тоже бывший полицейский? — спросил потом Клокман у Палека.

— Насколько мне известно, да, — ответил тот, — он подметал полицейский участок после работы. Работящий парень.

И, наконец, сам герой! Вместо лица мясной фарш; бадья, по которой стекал гуляш. И брызги крови. — В щеке у него протерлась дыра, в которой проглядывал язык.

Но главное — пена! Кровь тонкими ручейками струилась по горам мыльной пены, в которой герой увяз по самые бедра. Клубника со взбитыми сливками.

Гуляш! Вокруг его головы, превратившейся в кусок фарша, дрожала слоистая, темно-оранжевая с розовым отливом пелена, наполненная ярким мельканием. Это поблескивали одноразовые бритвы.

Бедняга скреб ими себе лицо. Клокман стал протискиваться вперед.

Он пробирался в толпе, наступая на сотни свиных копыт, распихивая тысячи выпученных животов. Дети на груди у матерей! Домашние животные. Нейлоновые сумки.

За порядком уже никто не следил.

Палек поздоровался с ним не слишком любезно. По нему было заметно, что в душе у него боролись два чувства: возбуждение в предвкушении скорого триумфа и раздражение, которое вызывал у него Клокман. Фрау Кац здесь не было. Куда подевался Вагнер? — Но не такой Палек был человек, чтобы позабыть о главном.

— Все идет как надо, — сказал он.

Когда мы объявили о рекорде, мы немного опередили события. Хотя наш король бритья действительно набрал немало и даже очень много, невероятно много баллов — что-то около четырехсот, — но до рекорда еще не дотягивал. Для рекорда не хватало самой малости. До него было, как говорится, рукой подать.

Брызги гуляша угодили в Палека.

Жена героя тоже была здесь — пухлая, неряшливая особа с двумя детьми на руках.