Наталия Соколовская - Винтаж

Латышев усмехнулся, вспомнив, как дочь Татьяна называла возрастных состоятельных мужчин, обхаживающих красоток. Она называла их «папиками». Отвратительное слово, похожее на кличку для беспородных мелких собак.

Но какое такое «состояние» он мог, собственно, предложить? Квартира и машина останутся у Зинаиды, иначе и быть не может. Дача? Десять соток в карельской глуши и щитовой дом – сомнительная приманка для яркой молодой женщины.

Конец вечера снова прошел у телевизора, который девушка использовала исключительно как приставку к видеомагнитофону. Она удобно расположилась между коленей Латышева, худенькой спиной опираясь ему на грудь, и подпевала:

– «She may be the face I can’t forget…»

Внушительная пирамида из компакт-дисков, сооруженная на уголке телевизионного столика, казалось, вот-вот рухнет.

– А по прямому назначению телевизор ты не используешь?

– Это как же, душа моя? – безмятежно отозвалась девушка, прервав свое мурлыканье.

– Например, для просмотра новостей.

– О! – Девушка выпрямилась и уперла локти Латышеву в колени. – Полагаю, ничего полезного для себя я там не почерпну. Любоваться на мумифицированные дамские головы и стайку малопривлекательных политиков? Сомнительное удовольствие. – Она вернулась в исходное положение, кивнула в сторону пирамиды из дисков: – Уж если становиться овощем, то под руководством более талантливых ботаников. А может быть, тебе не нравится, как я пою? – Она кошачьим движением потерлась спиной о грудь Латышева. – Голоса, конечно, у меня нет. И со слухом, может быть, тоже проблемы. Зато от души. А это, – она опять показала на диски, – это, как восклицала героиня одного романа: «Dahin! Dahin!» Что можно при желании интерпретировать, если ты, конечно, английский в школе учил, как: «Escape!»

– Вот-вот! – Он ухватился за слово. – Завтра собирайся. Поедем куда-нибудь. А то все сидим в этом скворечнике. Куда бы ты хотела?

Девушка вывернулась из объятий Латышева, понимающе улыбнулась и заметила с забавной рассудительностью:

– До завтра еще надо дожить.

Назавтра и вправду все пошло как-то не так. Сначала Зинаида не хотела отдавать машину, скандалила, кричала, что и у нее тоже есть своя личная жизнь, а не только у него, что она все эти дни молчала, а теперь молчать не будет, и что планы на субботу она состроила уже давно, что у нее, между прочим, «есть человек» и не пошел бы Латышев к черту вместе со своей девкой.

При слове «девка» Латышев замер. Наверное, выражение лица его было жутким, потому что Зинаида струхнула, пролепетала что-то про «женское сердце, которое не обманешь», и ключи от машины ему в конце концов отдала.

Чтобы успокоиться, Латышев нарезал несколько кругов вокруг квартала. Вырулил к заливу, остановил машину, ступил на податливый песок прибрежной полосы. Туман, почти неделю накрывавший город, начал подниматься. Кое-где в разрывах проступало неожиданно синее небо. И луч солнца, вдруг срикошетив от стальной воды залива, резанул по глазам Латышева.

Он почувствовал необыкновенный кураж, сел в машину и через несколько минут уже парковался возле гостиницы.

Девушка, так же как и предыдущие дни, возилась на полу со своим платьем. В помещении пахло чем-то отдаленно знакомым, но этот запах заглушал другой, искристый, в пандан погоде, запах дорогих духов.

Она подняла от работы лицо. Макияж сегодня показался ему особенно ярким. Почти вульгарным. А может, дело было в солнце. Его было слишком много в комнате.

– Пожалуйста, задерни шторы.

Голос ее звучал глухо. Никакой еще вчерашней радости не было и в помине.

– Оставь это платье. Мы же собирались за город.

– Разве? – Она заслонилась рукой от яркого света и повторила: – Пожалуйста, задерни шторы.

Латышев прошел в комнату и замер возле окна.

– Господи, да что же это? – Похоже, увиденное сильно его поразило.

– Что? – скорее из вежливости, не поворачивая головы, спросила девушка.

– Что это там, напротив?

– Другой берег. А что, собственно, случилось?

Латышев задернул шторы. Волнуясь, прошелся по комнате, аккуратно переступая чрез платье.

– Господи, я и не знал, что это так близко!

– Что близко? – в голосе ее звучало едва скрываемое раздражение.

– Да берег! Другой берег! – Он скинул наконец плащ и сел у ног девушки. – Понимаешь, это, наверное, потому, что я никогда раньше не видел залив с такой высоты. Мне казалось, что он большой. – Девушка с удивлением подняла на Латышева глаза, и он поспешил объяснить: – Ну ясно, Маркизова лужа, и все же… Когда смотришь с уровня земли, видна только линия горизонта. Да-да, вот отсюда иллюзия бесконечности… Еще в детстве, когда я с родителями ездил, да и потом… Мне и в голову не приходило, что здесь рукой подать.