Гейл Форман - Всего один день

— Она спрашивает, слышала ли ты когда-нибудь «Су у су», — поясняет Уиллем, показывая на буквы SOS на майке. — Это известная панк-рэп группа с мощными текстами на тему справедливости.

Я качаю головой, чувствуя себя вдвойне неудачницей из-за того, что не слышала эту крутую французскую группу справедливых анархистов или как их там.

— Извини, я не понимаю по-французски.

Селин с презрением смотрит на меня. Очередная тупая американка, которой лень учить чужой язык.

— Я немного знаю китайский, — с надеждой добавляю я, но это не производит впечатления.

Селин снисходит до английского.

— А как же имя. Лулу, оно французское, non [9]?

Возникает небольшая пауза. Как между песнями на концерте. Идеальное время небрежно бросить: «Вообще-то я Эллисон».

Но тут за меня отвечает Уиллем.

— Это сокращенно от «Луиза», — и подмигивает мне.

Селин показывает на мой чемодан ухоженным фиолетовым ногтем.

— Эта сумка?

— Да. Она.

— Такая большая.

— Не настолько уж, — мне вспоминаются чемоданы некоторых других девчонок, которые были со мной в туре — фены, адаптеры, три комплекта одежды на каждый день. Я смотрю на ее черную сетчатую тунику, доходящую до бедер, черную мини-юбку, за какую Мелани дорого дала бы, и думаю, что ее бы это не впечатлило.

— Это можете оставлять в кладовке, но не в моем офисе.

— Отлично. Главное, чтобы я завтра могла его забрать.

— Уборщица придет в десять. Да, у нас много лишних, можешь тоже взять одну, — добавляет она, вручая мне такую же футболку, как и у Уиллема, только моя как минимум на размер больше, чем у него.

Я хотела засунуть ее в свой чемодан, но потом представила, что там внутри: строгие юбки-трапеции и футболки, которые выбрала мама. Дневник, в котором, как я надеялась, займут место рассказы о захватывающих дух приключениях, но в итоге оказалось похоже на серию телеграмм: Сегодня ходили в Пражский Град. Тчк. Смотрели «Волшебную флейту» в Государственном Оперном Театре. Тчк. На обед ели куриные котлеты. Тчк . И открытки из знаменитых европейских городов, пустые, потому что после того, как я отправила несколько обязательных родителям и бабушке, больше было некому. А еще запечатывающийся пакетик с единственным листком бумаги. Перед поездкой мама составила мне опись всех вещей, которые надо было взять с собой, а потом сделала несколько копий — по одной на каждую остановку, чтобы каждый раз во время сборов я отмечала то, что уже положила, и ничего не забыла. Так что остался один листок для моей предполагаемой остановки в Лондоне.

Вместо этого я кладу футболку в сумку.

— Возьму с собой. Буду в ней спать.

Селин опять вскидывает бровь. Она, наверное, никогда не спит в футболках. Скорее всего, во всей красе своей обнаженности, даже самыми холодными зимними ночами. У меня в голове мелькает образ, как она, голая, спит рядом с Уиллемом.

— Спасибо. За футболку. И за то, что взяла мой чемодан, — говорю я.

— Merci [10], — отвечает Селин, и я гадаю, за что она благодарит меня, но потом понимаю, что она хочет, чтобы я сказала по-французски, и я делаю это, но получается похоже скорее на наше слово «спаси».

Мы идем наверх. Селин бухтит что-то Уиллему. Я начинаю понимать, как он выучил язык. На случай если и без того недостаточно было видно, что она собачка, а Уиллем — пожарный кран, наверху она обнимает его и медленно ведет в сторону бара. Мне уже хочется вскрикнуть: «Эй! Вы меня не забыли?»

Когда они касаются друг друга щеками, типа целуются, я начинаю испытывать то же самое, что и некоторое время назад. Рядом с Селин с ее метровыми каблуками, черными волосами, снизу подкрашенными в блонд, идеальной симметрией лица, испорченной и подчеркнутой многочисленным пирсингом, я чувствую себя какой-то крошечной карлицей и простушкой. И я снова задаюсь вопросом: «Зачем он меня сюда привез?» А потом вспоминаю Шейна Майклза.

В десятом классе я весь год была от него просто без ума. А он учился в последнем классе. Мы тусовались вместе, он со мной флиртовал, много куда приглашал, даже платил за меня и рассказывал много личного о себе — да, в том числе о своих свиданиях с девчонками. Но те его отношения никогда не длились больше нескольких недель, и я все время говорила себе, что мы становимся ближе, и рано или поздно он меня полюбит. Но шли месяцы, а между нами так ничего и не завязывалось, Мелани сказала, что у нас никогда ничего не произойдет.

— Ты все время будешь играть роли второго плана, — заявила она. Тогда я подумала, что она просто завидует, но, разумеется, подруга была права. Сейчас до меня доходит, что, даже несмотря на факт наличия Эвана, это, возможно, болезнь на всю жизнь.