Кун-Суук Шин - Я буду рядом

– Почему? – спросила я.

Он глухо рассмеялся и сказал:

– Похоже, мы встретили тех, кого должны были встретить. Ты только вспомни, при каких бредовых обстоятельствах мы нашли друг друга.

– Почему ты так серьезно все это воспринимаешь?

Наверное, он хотел сказать: «Я, серьезно?» – но снова только рассмеялся.

В ожидании Миру мы сидели, прислонившись к закрытым ставням магазина, словно солдаты разбежавшихся вражеских войск, и разговаривали.

– Миру, Мире и я жили вместе в доме на горе на Тунсандон. Мы вместе выросли. Мире на год нас старше, но мы трое всегда были неразлучны. Она первой поступила в университет и жила в пансионе. Когда мы с Миру присоединились к ней, их родители подарили нам дом. Мы жили втроем. Ты понимаешь, что это означает?

– Конечно.

– В самом деле? Все вокруг считали, что это довольно странно.

– Почему?

– Потому что я мужчина и не состою с ними в родстве.

– Но ведь ты сказал, что вы вместе выросли?

Он пристально посмотрел на меня. Я вспомнила о Дэне. Дэн мог сказать, что я не люблю его, но я любила проведенную вместе с ним пору. Мы могли быть вместе, и при этом нам совсем не обязательно было о чем-то разговаривать. И даже когда у нас иссякали темы для разговора и мы умолкали, это никогда не причиняло нам неудобств. Мы могли часами сидеть друг против друга и ничего не говорить. В такие часы я обычно читала, а Дэн рисовал в своем альбоме. Для нас было вполне естественно молча сидеть рядом или идти куда-нибудь бок о бок, не произнося ни слова. Если один из нас говорил что-то, другой понимал в десять раз больше. Но для возникновения такого понимания между нами понадобилось много времени. Наше взаимопонимание возрастало постепенно, по мере нашего взросления, по мере изменения восприятия привычных вещей, в окружении которых мы росли.

– В тебе есть что-то особенное, – заметил Мен Сё.

– Что?

– Я приготовил целую речь, думая, что придется долго тебе все объяснять. Но ты сказала, что все поняла, и этим просто обескуражила меня.

– Тогда мне не стоило ничего говорить.

Он слабо усмехнулся.

– А почему вы больше не живете вместе? – спросила я.

– Я не хочу об этом говорить.

В нем тоже чувствовалось нечто особенное. Его слова были резки, но он произносил их ласково.

– Кого ищет Миру? – спросила я.

– Того, кто исчез.

– Кого?

– Я ведь не должен отвечать на этот вопрос, правда?

– Конечно. Я ничего от тебя не требую.

– Не требуешь? – Его голос сделался тише. – Даже если я не скажу тебе, позже ты все равно узнаешь.

– Как?

– Потому что вы встретитесь с Миру.

Что-то мелькнуло в темноте на другой стороне улицы. Я подняла голову. Это была широкая юбка Миру. В памяти всплыл тот день, когда я отправилась в кабинет профессора Юна. Тогда Мен Сё и Миру проходили под дзельквой, и ее широкая юбка парусом вздулась на ветру. Цветастая юбка привлекла мое внимание, ведь она не вязалась с привычным студенческим антуражем, и мысль об этом наполнила меня странным беспокойством. Миру сошла с тротуара и, забыв о правилах дорожного движения, принялась переходить улицу в неположенном месте, в стороне от пешеходного перехода. Мы не сводили с нее глаз. Она шла очень медленно с низко опущенной головой, словно прислушивалась к биению собственного сердца. Это выглядело очень странно. И хотя Мен Сё сидел рядом со мной и это именно он позвал ее, у меня возникло ощущение, что она направлялась исключительно ко мне одной. Забыв обо всем, я резко отодвинулась от него. За несколько шагов до нас вдруг белая кошка спрыгнула с ее рук на асфальт и бросилась к нему.

– О! – воскликнул он, распахнул объятия, и кошка запрыгнула к нему на руки.

Значит, они хорошо знали друг друга. Широкая цветастая юбка Миру возникла у меня прямо перед глазами. И не успела я разглядеть ее лицо, как она уселась на асфальт между нами перед цветочным магазином. Она расстегнула сумку на плече, достала пару теннисных туфель, завернутых в газету, и поставила их рядом с моими босыми ногами. Это были голубые теннисные туфли с белыми шнурками. Даже в темноте я заметила, что недавно их хорошенько вымыли и высушили. Мен Сё, вероятно, все ей объяснил по телефону, она не стала спрашивать, почему я босая и почему мы здесь сидим. Она даже не поздоровалась со мной.

Я натянула туфли и уже собиралась завязать шнурки, когда она потянулась к моим ступням. Я ясно увидела перед собой обожженные, сморщенные руки Миру. Она принялась завязывать шнурки на моих туфлях, но ей было неудобно сидеть в такой позе, и она встала и устроилась напротив меня. Сначала она развязала слабые узлы, потом снова потуже завязала их и даже проверила, все ли в порядке. Все это выглядело так естественно, я даже не успела сказать, что могу зашнуровать сама. Странно, но я не видела ничего предосудительного в ее помощи. Я удивлялась самой себе, что не отдернула ноги, когда она возилась со шнурками, разглядывала ее покрытые шрамами пальцы. И даже Мен Сё молча сидел, прижимая к себе кошку. Миру прятала руки в карманах или под столом, когда я впервые увидела ее на лекции, а потом в кабинете профессора Юна. Теперь же эти руки свободно мелькали передо мной.