Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Когда спускался с Анжелкой в лифте, решил, что куратору стоит рассказать.

«Так будет лучше, — сказал он себе. — Гэбэшные служки у дипдомовского шлагбаума стопроцентно засекли тебя и девушек в машине Аббаса, и Альберту наверняка доложат; так что, если ты их упредишь и оправдаешь необходимость такого загула разработкой иранца, то заработаешь в ГБ лишние очки».

Но, садясь в такси, подумал, что рассказывать все-таки не хочется.

Тебя начнут расспрашивать: что, как, когда, с кем, придется раскрывать детали, которые им по фигу или не по фигу, зато тебе точно не в кайф — зачем тебе это?

Расставшись с Анжелкой, он еще дважды менял свое решение, ни к чему окончательному не прибился и подошел к своей семиэтажке с большим вопросом в голове. Его крутило и вертело, словно флюгер на ветру, и в этом был весь он. «Выжди, наконец, — придумал он для себя, — не лезь к ним первым. Пусть они объявятся сами. Или не объявятся». Придумал, и стало ему легче; выжидание есть спасение слабых.

В квартире спали. В кухне на столе накрытая блюдцем стояла кружка с молоком. «Мама, — с нежностью подумал он, — родная моя. Мне двадцать семь, я жру водку, курю черт-те что, я сплю с какими-то бабами, я вру, предаю и пашу на ГБ, а ты все поишь меня жидкостью невинных младенцев, рассчитывая на то, что я вырасту порядочным мальчиком».

С коротким хрюком молоко скрылось в раковине.

Слил молоко и вдруг снова вспомнил о Светке, и удивился странной связи меж молоком и мыслью о невесте, возникшей в его голове.

Как, почему и откуда взялась эта связь, понять не смог, но следующие три недели, вплоть до самого своего отъезда, от Светки не отлеплялся. Был нежен и любил как в самый первый день, когда в скверике филфака увидел ее сдуваемую ветерком челку и с просверком светло-серые глаза. День за днем проходил для обоих будто общая песня; и однажды, до позднего вечера задержавшись в ее комнате, он, ее не предупредив, шагнул к уединившимся в гостиной у телевизора родителям и сказал, что просит у Полины Леопольдовны и Игоря Петровича разрешения остаться у Светланы на ночь. Академик растерялся и взглянул на супругу; мудрая мать вздохнула для порядка и без пошлых стенаний согласилась. На следующее утро молодые встали рано и отправились на стройку смотреть «свой» дом. Этажи росли как в сказке, их пятнадцатый вчерне был уже сложен; по холодной и голой бетонной лестнице они поднялись к своим небесам, откуда сумасшедший дальний вид на Москву и Московский университет открылся перед ними, словно необъятная панорама их будущей счастливой жизни. Он обнял свою Светку и негромко, как клятва, шепнул ей то, о чем думал все последнее время. «Вот увидишь, — сказал он, — я еще стану самым-самым. Ты увидишь, и все увидят». «Ты о чем, хвастунишка?» — не совсем поняла она. «Ни о чем, — сказал он. — Красиво здесь. На поэзию потянуло».

Альберт не объявлялся. Саша каждый тягостный день ждал звонка, но трель телефона так и не озвучила пространство неприятностью. «Радоваться мне или как? — осторожно сомневался он. — Может, меня отработали полностью, может, я, как пустая порода, более ГБ неинтересен? Может, дали, наконец, волю?»

За три дня до отъезда не выдержал, позвонил сам — телефон Альберта ответил длинными гудками, и он с радостью положил трубку.

И Аббас словно вымер, ни звонка, ни привета, ни приглашения на теннис. Даже странным показалось ему такое совпадение в повадке двух спецслужб. Впрочем, любое совпадение, подумал он, только на первый взгляд кажется странным. Но вдруг оно окажется вовсе не странным, когда внимательно подумаешь о нем еще раз? А что, очень даже может быть. Может или не может? Саша усмехнулся; допустить такую невероятную вероятность означало бы превысить собственную фантазию и ступить на территорию, в которой он ни черта не смыслил. Как будет, так и будет, жизнь покажет, сказал он себе, снова прибегнув к спасительному выжиданию.

Его провожали до последнего возможного мига. Отец, мать, дед и Светка. У любого живущего на земле не так уж много истинно близких, у него их было целых четыре. Крохотные и любимые, мультяшно махавшие ему вослед словно пластилиновыми руками. Становившиеся все меньше по мере того, как автобус уносил его по летному полю от аэровокзала к Ил-62. «Дед — мое великое прошлое, — с грустью подумал он, — отец и мать — бесславное настоящее, Светка — единственное будущее». Каким оно будет после всего, что с ним произошло? Альберт, Аббас, Анжелка. Три пустых «а». Пустые звуки для Светки, но не для него. Светка, по сути, ничего о нем не знает, зато он слишком многое знает о себе…