Сергей Дигол - Старость шакала. Посвящается Пэт

Он мечтательно качает головой, и Пэт, не удержавшись, быстро запихивает в себя японское лакомство.

– Меня как молнией шибануло, когда я понял диалектику современных террористов. Отчаянную, смертельную, последовательную. Заставить капитал дать тебе деньги, чтобы обратить против него свои штыки. Друзья мои, разве это не единственная возможность покончить с ненавистной системой? И разве это не начало революции? Дать себя поглотить, предварительно проглотив взрывчатку? Вы только представляете себе резонанс от одного взрыва в одном ничтожном магазинчике, только-только купленном крупнейшей торговой сетью? Можно ли просчитать последствия – да что там для «Теско», – для всей несправедливой экономической системы, для всего мира хищнического капитала? А если помечтать и представить, что это только первая ласточка? Говорят, самоубийство – заразная болезнь.

– Майкл, о чем ты? – неожиданно слышится хриплый голос Джона Хаксли.

– О великом дне, брат мой. И о том, что за него не грех и выпить.

– Майкл?

Это Мерил успевает назвать мужа по имени, а он уже делает три быстрых шага и, как был с бокалом в руке, одним движением достает ключ из кармана, а другим – открывает дверь в собственный кабинет. Вот как это происходит, удивленно думает Пэт, вспоминая самолет и пассажиров, и то, что они должны почувствовать в момент катастрофы. Они, возможно, и не успевают ничего понять, что не отменяет удивительного ощущения, охватившего Пэт. Словно взмываешь к небесам, одновременно проваливаясь в преисподнюю.

Вот и все, что она почувствовала, когда женские голоса слились в один истеричный вопль. Вот что она почувствовала, когда поняла, что на полу в кабинете Майкла Хаксли свалена взрывчатка в треть человеческого роста.

***

Перед седьмым днем Уимблдонского турнира Пэт проворочалась всю ночь, не находя в этом никакого удовольствия. Не подействовал даже сеанс аутотренинга и осознание того, что в некотором роде эта ночь стала исторической. Для нее – это уж наверняка. Впитыванию глазами темноты исторической ночи Пэт предпочла бы здоровый сон, но вместо этого ей пришлось выслушивать храп Лоры Харпер, соседки по комнате, не видя которой можно было решить, что в номер Пэт подселили старушенцию вроде миссис Фланаган, а не курносую худющую жердь с россыпью веснушек на лице и груди.

Пэт не могла уснуть, но тот факт, что накануне ее назвали в числе подавальщиков на юниорский финал девушек, был лишь частичным виновником ее бессоницы. Или, если быть точнее, поводом для причины.

Собственно, назначили не только ее. Заканчивалась первая неделя турнира, и Энн заранее сделала все назначения на последующей семь дней – так, как она поступила в отношении первой недели, объявив составы всех бригад на все матчи за день до официального старта турнира. Тогда своей фамилии Пэт не услышала, зато Мэри Литтл получила аж шесть назначений, и Пэт, шесть раз бросая взгляд через головы девчонок, видела лишь невозмутимый профиль Мэри, словно подобной чести удостаивала она, а не ее.

Все изменилось накануне седьмого дня, когда Энн Краддл произнесла «Пэт Беннетт». Сказала всего один раз, но как много услышала Пэт в звучании своего имени! Она не спала, она слушала храп Лоры – издевательское напоминие о том, что даже этому веснушчатому цветку когда-то предстоит увянуть, – и не могла избавиться от мыслей о Мэри. В этот раз ее имя прозвучало лишь трижды, хотя за последнее упоминание – на мужской одиночный финал, – можно было пожертвовать предыдущими восьми. Во всяком случае, Пэт считала, что можно, хотя и ей в этот раз удалось невозможное: она заставила Мэри повернуть голову в свою сторону.

«Пэт Беннетт», сказал Энн Краддл, и Пэт встретилась с Мэри взглядом. Справедливость существует, говорило лицо Мэри и, в особенности, ее слегка задранная бровь. Пэт же с этой минуты потеряла покой.

Изменница, думала Пэт, ворочаясь в поисках усыпляющего уголка кровати и не находя его. Думала она не о Мэри и, само собой, не об Энн. Как так получилось, что она, Пэт, предала Мэри и, главное, в нужный момент не поняла, что предает? Пэт вспоминала разговор с Энн, тогда, в кабинете, под прицелом звездных взглядов с фотографий, и, хоть убейте, не могла припомнить, что чувствовала и было ли место Мэри в ее тогдашних чувствах. Как, оказывается, это просто – ухватиться за соломинку, зная, что кто-то из-за твоего выбора пойдет ко дну. Энн поставила ее на финал, пусть и юниорский, что не меняло главного. Она не шутила и не пыталась вдохновить Пэт любыми способами – даже такими, как несбывшиеся надежды. Энн рассчитывала на нее, и долгое ожидание с финалом на сладкое было последним и решающим испытанием. Экзаменом на выдержку с главным призом – статусом официальной наследницы Энн Краддл.