Сергей Дигол - Старость шакала. Посвящается Пэт

Пэт молчала, делая вид, что новый поворот в разговоре ее никак не касается. Вдвоем с Лорой они скатывали одинаковые мясные шарики, один из говяжьего фарша и еще один из свиного, смешивали их и полученную лепешку складывали в формы, содержимое которых шло прямиком на прилавок. Так рождались знаменитые котлеты «Династии Хаксли».

Майкл говорил:

– Так называемая Открытая эра – государственный переворот в государстве «Теннис», диктатура хунты, которой рукоплещет весь мир. Кто сегодня учитывает семь уимблдонских титулов Уильяма Реншоу? Кто объяснит мне, почему во всех справочниках у Лейвера считают лишь пять шлемов при том, что он выиграл одиннадцать? Почему у Роузуолла четыре победы, когда их на самом деле восемь?

– Потому что остальные четыре были до Открытой эры, сэр, – не выдержала Пэт.

– Как?

Что-то звякнуло – это Лора смахнула котлетную форму на кафельный пол. Майкла не принято было перебивать, но хозяин быстро обрел лицо и даже изобразил на нем улыбку.

Он говорил:

– Вот именно! Именно, девочка моя! Открытая эра, черт ее подери! «Открытое общество» Сороса, открытые системы компьютерных технологий, Открытая эра тенниса – наиболее тоталитарные структуры под пятой мирового капитала не стесняются своей открытости. Правда, не упоминают о том, что она работает по принципу пылесоса – внутрь попадает все, что оказывается в сфере притяжения.

Пэт бросила взгляд на Лору, та еще стояла красная, но руки у нее не дрожали. Как ни в чем не бывало, она укладывала фарш в формы, чтобы мигом вытряхнуть на поднос готовую к прожарке котлету.

Майкл говорил:

– Введение Открытой эры, пожалуй, классический случай приватизации традиции. И, одновременно, рейдерский захват целого вида спорта мировым капиталом. Они говорят: забудьте все, что было до шестьдесят восьмого года. Теннис начался с тех пор, как профессионалам разрешили выступать на турнирах Большого шлема. Нет, конечно, если бы было возможно, они бы на каждой травинке на Центральном корте написали: «С 1877 года». Традиции священны и все такое. Только вот настоящая история – это Открытая эра, как будто до этого миллион лет по кортам носились динозавры, основная задача которых состояла в том, чтобы вымереть к шестьдесят восьмому году, расчистив место для продуктов венца спортивной эволюции. Никто не спорит: соперничество Федерера с Надалем – кульминация всей теннисной истории, вот только никто не пытается сопоставить несопоставимое. Концентрация мировых богатств в руках считанного количества структур, фактически, в руках десятка-другого семейств и невиданную конкуренцию в мировом спорте. Почти как в супермаркете: ну-ка, сколько новых брендов шоколада появляется ежегодно? И растет ли от этого число шоколадных магнатов?

Фарш закончился. Рукавом Пэт успела вытереть пот со лба, чтобы через пару мгновений увидеть перед собой две новые мясные горы – одну с говяжьим фаршем и одну со свиным. Здоровяк Уэйн Хаксли не переносил, когда его сестра и Пэт маются без дела.

Майкл говорил:

– Бренды переполняют нашу жизнь, кажется, что между ними идет война на истребление. Но стоит лишь вспомнить, что тысячами, сотнями тысяч брендов владеют в лучшем случае пара сотен человек, – он снова улыбнулся. – Надеюсь, я достаточно ясно охарактеризовал причины процветания профессионального тенниса?

На этот раз Пэт не решилась даже кивнуть, лишь бросила взгляд на хозяину.

– А вообще, конечно, поздравляю, – сказал Майкл и спрыгнул с насиженного места на подоконнике. – Джефф мечтал, чтобы из тебя вышел толк.

Он ушел, не попрощавшись, и тем же вечером Джон Хаксли мрачно объявил Пэт, что за последнюю неделю из ее зарплаты вычтено двадцать восемь фунтов.

– Вообще-то ты отсутствовала шесть часов и почти сорок минут, – сказал он. – Но мы решили вычесть лишь за четыре часа. На первый раз.

В вопросе обязательности Джон Хаксли не уступал своему брату. Через неделю Пэт недосчиталась пятидесяти шести фунтов – за восемь проведенных вне лавки рабочих часов. Обиды она не чувствовала, как не было страха или веры в правительство. Она знала, что что-нибудь придумает даже в случае увольнения и иногда мечтала об этом. В конце концов, так у нее было бы больше времени быть рядом с Мэри.

Мэри знала чего хотела. И понимала, как запорошить окружающим глаза – вот только с Пэт этот вариант уже не проходил. Этот орешек Пэт раскусила: за внешностью малолетней дурочки пряталась пантера, и было бы большой глупостью не трусить рядом с ней. Пэт знала: Мэри добьется своего, и Тони Марч станет на ее пути лишь эпизодом к цели. Возможно, не таким уж приятным, но на то он и эпизод.