Но не кабинет увидел Иван, стол и портьеры бесследно исчезли; на широкой торговой площади рядами стояли виселицы, жарко пылал огромный костер, люди в ужасе бежали, бросая товар и оставляя лавки открытыми. Затрубил охотничий рог и на площадь вышел грозный всадник в сопровождении свиты. Следом за ним вели толпу узников. Всадник окинул взглядом опустевшую площадь и крикнул двум смельчакам, стоящим на ближней кровле:
— Не бойтесь, собаки! Зовите остальных! Кого сам поймаю, худо будет!
Опричники бросились сгонять людей, постепенно площадь заполнилась.
— Народ! Увидишь муки и гибель; но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой? — крикнул всадник. Ответом была тишина. — Так прав иль нет? — Нестройный гул полился со всех сторон. — То-то же, — ухмыльнулся всадник и поднял руку.
Ивана поразил нечеловеческий блеск в глазах палачей, какая-то дикая свирепость была написана на их лицах, словно они были одержимы неизмеримой жаждой крови и стремлением видеть чужие мучения. Ему запомнился один из казненных, тем, что, будучи подвешен за ноги и рассечен на части, не выразил на лице своем ни тени страдания, словно душа его была нечувствительна к телесным мукам. Он умер тихо и с кротостью, несмотря на изощренность палачей.
— Мало!!! — словно гром раздалось вдруг из-под земли, но никто не услышал этого кроме Ивана, всадника и человека в кресле. — Мало!! — повторил гром, и палачи забегали быстрее. Кровь текла ручьями, воздух был насыщен смертью. — Мало! — и всадник, умертвив всех, велел привести жен и детей казненных, пока, наконец, усталость и довольство не окутали его.
— Домой! — кивнул он свите и тронул коня…
…Вновь перед Иваном возник кабинет, вновь ковровая дорожка на полу, сквозь задернутые портьеры пробивался дневной свет. Человек в кресле пошевелился, поднял упавшую к ногам трубку, встал и, пройдя к двери, повернул ключ. Вышел, рукой усадил секретаря, кивнул: «Чаю». Вернулся в кабинет, подошел к окну и отдернул тяжелую портьеру. На стене открылся гравюрный портрет всадника. «Хлюпик, — проговорил человек едва слышно. — Казнишь горстку бояр, а потом неделю каешься…»
«Ну вы-то уж, конечно, горсткой не ограничитесь, — подумал Иван. — Казнить так миллионы, а дай волю, так и всех, все человечество».
— Феноменально! Бис! — жарко зашептал на ухо Ивану знакомый елейный голосок. — Вы превзошли все ожидания! Толпа ликует! Зрители в экстазе! Что-нибудь еще! Умоляю…
«Интересно, — подумал Иван. — Я вот тут играю с Дьяволом, значит, он существует… А раз есть Дьявол, то и Бог, конечно же, тоже есть».
— Бога, мой дорогой, придумали те, кому это выгодно, — услышал он голос того, кто сидел напротив. — Те, у кого есть, что терять! Они говорят: «Если один человек богат, значит, это угодно Богу, а другой беден по той же причине! Счастье в нищете!» — кричат они и разъезжают в роскошных экипажах. «Любите ближнего своего!» — и обворовывают целые народы. Бога, друг мой, придумали богачи, для того чтобы держать в повиновении чернь… чтобы придать несправедливости оттенок божественного замысла! Радуйтесь умирающие от голода и больные, не имеющие денег купить лекарство! Ваша награда на небесах! Смотрите, как нам плохо, как мы страдаем от того, что богаты и у нас есть все, чего мы хотим! А потом, когда нас накажет Господь и мы попадем в ад, нам станет еще хуже… Ай-ай!.. Не надейтесь, никто не придет… Так будем играть?
По столу скользнула карта, Иван поднял ее… Пелена окутала его разум, зеленое сукно, чьи-то лица — все смазалось и исчезло… И вот не стало ничего ясного, лишь всюду простиралась густая серая мгла. Вдруг кто-то коснулся его руки и повлек за собой. Лицо Незнакомца было черно, словно присыпано гарью, черны были его брови и глаза. Казалось, тьма шла от него, и он был ее сердцем. Рваный туман летел клочьями…
Внизу, сквозь дым и копоть, озаренный огненными всполохами, проступил пылающий город. Толпы людей бежали по улицам, крича от ужаса. Статуи, дворцы и колоннады утопали в бушующем пламени.
— Что это?! — спросил Иван, перекрывая свист ветра. — Гибель Помпеи?! Везувий?!
— Нет, — отозвался Незнакомец. — Это горит Рим!
Они очутились возле дворцовой башни, на вершине ее стоял человек в пурпурном плаще. Обрюзгшее лицо, пухлый рот, короткая толстая шея. Простирая руки, он пел. Иван различил слова: «Пока живу, пускай земля горит!»
— Кто это? — спросил он.
— Мой ученик, — ответил Незнакомец. — Кстати, большой выдумщик по части разных игрищ… Ради этого спектакля, он не пожалел декораций! Впрочем, он никого не жалел, даже собственную мать. — Незнакомец коснулся стены, и та расступилась, открыв залитую солнцем арену. — Когда актером становится цезарь, вся империя превращается в щедрого мецената.
Читать дальше