Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 03 (9), август

Из морга я поехал в университет, так и не смог там поесть в буфете и выспался на лекции. Сна не помню, только соседка толкнула, чтобы не похрапывал. Ну их всех — так я устроен, и мои носовые перегородки долбанные, храплю и все.

Купил бутылку водки в «Ниневии» у наркомана-продавца, попросил тщательно завернуть в плотную бумагу. Подумал и взял еще одну — для охраны. Все равно поймут, что выпивку купил, и не отвяжутся уже. Но охрана в Доме печати хорошая. За полночь пускают.

К девушке я так и не поехал. Хотя заранее шоколадку для нее купил. Все еще думал — этично будет или нет предложить ее, эту шоколадку? Подумает еще, за шоколадку переспать хочу. А не предложить — тоже нехорошо, совсем знаков внимания не оказываю. На цветы денег не было. Семнадцать лет, господи…

Но все равно — морг, запах, идти после такого никуда не хочется, поэтому спрессовавшийся в кармане шоколад я развернул и съел, тщательно зажав ноздри.

Отдал бутылку охранникам, и поднялся на второй этаж. В кабинете был уже Старыш. Часа полтора писали, и от грохота старых машинок воздух дребезжал.

Потом открыли водку. Зашла соседка из «Тинеретула». На прошлой неделе ее чуть было не трахнул фотограф из «Фотоартсалона», но она сказала, что нельзя, месячные. Нацисты нацистами, а выпить тоже хочется. Мы не жадничали, тем более, что в кабинете было еще вино. Настроение у меня было скверным. Верстали газету, приходилось подниматься на четвертый этаж, «проследить за верстальщиками». Так редактор велел. Но в верстке-то я не разбирался. Поэтому поднимался — меня слали на фиг, я благодарил и спускался. Потом обленился, звонить стал. Через час они перестали трубку поднимать.

Старыш ушел рано — высыпаться. Нацистка тоже ушла. Ее дома муж ждал. Обломила. Хоть я ни на что такое и не рассчитывал — старовата была, лет двадцати трех. А мне недавно семнадцать исполнилось, в связи с чем друзья — наставники по редакции хором исполнили песню «Нас водила молодость в сабельный поход». Но — ушла, хоть могла и посидеть немного. Я бы к ней поприставал. Но если домой торопится — приставать скучно. Перед уходом Старыш взял мое одеяло и отнес его в другую какую-то нацистскую шарашку, «Цару», что ли. Прикрыть ее в доску пьяного редактора, который спит на полу. Мне было не жалко, я собирался писать всю ночь.

Отписал две тысячи строк — половину забраковал и остался доволен. Хоть и знал, что завтра еще половину выкину. Вытащил последний лист из машинки, сощурился — плохо видно было. Только взял карандаш, как дверь открылась. Зашел мужик, на инженера почему-то похожий, советского, в брюках, рубашке, свитере вязаном, с сумкой. Туфли плохие. Хоть и у меня не лучше. Достал лист журнальный, протянул. Я подумал — ну вот, еще один псих на мою голову. И увидел — на листе нарисован огромный черный паук. Чернилами.

«Им это с рук не пройдет», — доверительно шепнул мне «инженер». Мама родная, кому? «Не пройдет, — повторил посетитель, — главное, чтобы эти (тут он ткнул рукой куда-то неопределенно, я в глаза ему смотрел, не заметил куда) не проговорились. Если проговорятся — все, конец. Но мы их…» — тут он сжал кулак так сильно, что аж задрожал.

Я ужаснулся и отступил, на всякий случай. А он отвернулся и забыл про меня. Потом повернулся, и зло так — а-а-а, вот ты… — схватил лист с пауком и ткнул в лицо мне. Я еще дальше, за стол зашел. Он подумал, подумал, взял лист, сунул в сумку и ушел, что-то злое сказав. Конечно, я после этого дверь на ключ закрыл и кушеткой заставил.

Встал у окна — большого, почти на всю стену, прижался носом к холодному стеклу, и подумал, что похож на Кая, который с Гердой через покрытые льдом окна переглядывался, предварительно копеечкой горячей лед растопив. Но я не Кай, кажется. Я — ночной редактор. Сказал себе это несколько раз и успокоился. Тем более, что во дворе Дома печати остановился грузовик, и значит, пора было грузить пачки газет для экспедиторов. За час управились.

Я бегом поднялся в кабинет, снова закрылся, сдвинул кушетки и лег. Голова кружилась. Вина не хотелось, но я встал и отвинтил крышку канистры. Оставалось литра три.

— Учись, Володя, писать коротко, — сказал редактор.

Мы ехали в его «БМВ» за коньяком ко дню рождения, недавно редактору дали кредит (откуда и машина), поэтому настроение у него было хорошее. Притормозив, он взглянул на меня.

— Когда я был молодым и работал в Бухаресте, нас за каждое лишнее слово гоняли. Учись писать коротко.