Александр Максик - Недостойный

Она дотронулась до моей руки.

— У тебя все будет хорошо, Уилл.

— Как дела с Оливье, адвокатом?

Она пожала плечами.

Кафе наполнялось людьми. Зазвучал «Lover Man» Чарли Паркера, и темноволосая женщина, читающая за стойкой газету, прибавила громкости. Мы слушали музыку, глядя друг на друга. Наши пустые тарелки стояли перед нами.

— Знаешь, ты мог бы поехать к нам. Провести Рождество с моей ненормальной семьей.

— Миа, — произнес я.

— Ты мог бы поехать, Уилл. Не знаю, мы могли бы… — Она замолчала.

На следующий день она улетела в Чикаго, а я остался в Париже.

За несколько дней до отъезда с семьей на лыжный курорт Мари пришла и не присела. Лихорадочно металась по квартире. Толкнула меня на пол и сердито села на меня верхом. Смотрела на меня сузившимися глазами. И ни разу не моргнула.

— Возьми меня за волосы, — велела она. — Потяни.

В результате она до крови разодрала колени.

Мы лежали вместе, пока не замерзли. Она встала и завернулась в одеяло.

— Ариэль считает, что ты сексуальный, — сказала она.

— Сомневаюсь.

— Не сомневайся. Она мне сказала. Она постоянно это говорит.

— В классе она ведет себя со мной ужасно, Мари. Сомневаюсь…

— Потому, вероятно, что ты спишь со мной, а не с ней, Уилл.

Я сел.

— Мари, ты ей рассказала?

— Господи, нет. Это была шутка, дурацкая шутка. Putain! Успокойся. Она ненавидит своего отца. Поэтому всегда такая злая. С тобой это никак не связано, Уилл. Поверь мне, она бы трахнула тебя в секунду. Вчера она мне призналась.

— Вчера?

— По телефону.

— С чего возник такой разговор?

Я смотрел, как она грызет ноготь.

— Она о тебе заговорила, кажется. Она тебя хочет. Ну и что? — Она взглянула на меня. — Это возбуждает тебя, Уилл? Ты хотел бы трахнуться с Ариэль? — Мари пристально смотрела на меня.

— Нет, Мари.

Она ходила по квартире, брала вещи, делала вид, будто разглядывает книги на полках. Подошла к окну и посмотрела на город. Шторы драпировались вокруг ее обнаженного тела. Потом она обернулась. Ее трясло.

— Однажды ее отец пытался меня соблазнить. — Она скрестила на груди руки.

Я ничего не сказал, лишь натянул одеяло на колени.

— Я находилась в комнате Ариэль, ждала ее с пробежки. Сидела на ее кровати. Он вошел и попытался меня соблазнить.

Я кивнул, наблюдая за ней.

— Но потом домой вернулась Ариэль и застукала нас. Ну, его застукала.

— За какими действиями?

— Ни за какими. Он просто сидел со мной на кровати. Сказал, что хочет помочь мне с домашним заданием. Его рука лежала на моей ноге, когда вошла Ариэль. Вот и все, ясно? Но она страшно разозлилась. Недели две со мной не разговаривала.

Она села на пол рядом со мной. Я натянул на нас одеяло и стал поглаживать ее по спине.

— И это все? Больше ничего? Только рука на твоей ноге?

— Больше ничего, Уилл.

— Ариэль знает, Мари? Я имею в виду — о нас. Ты кому-нибудь говорила?

Она глянула на меня и отвернулась к окну, за которым был тусклый и слабый свет.

— Просто скажи мне, Мари. Мне нужно знать. — Я медленно вздохнул. — Пожалуйста, скажи мне, Мари…

— Нет, — прошептала она, отодвигаясь. — Никто не знает. Я никому не говорила. Ясно?

— Ясно, — сказал я. — Хорошо.

Я снова привлек ее к себе.

— Я никогда никому не скажу, Уилл. — Она расплакалась. — Никогда. Я знаю, чем это грозит. Тебе. Нам. Зачем мне это делать? К черту, Уилл, зачем мне это делать?

— Все нормально. Забыли.

Она рыдала, вздрагивая всем телом. Я обнимал ее, и мне все было понятно.

Вскоре Мари уехала домой, а я остался сидеть на полу.

В те недели я сидел в кафе и читал. Ходил в кино. Вечерами шел в «Ла Палетт» и пил. Спал допоздна, часто за полдень. Я скучал по Мари, и когда город опустел, на улицах становилось все спокойней и спокойней, по мере приближения к Рождеству, мне все больше хотелось, чтобы она вернулась.

Она слала мне сообщения. «Я люблю тебя, Уилл». «Я скучаю по тебе, Уилл». «Боже, как я скучаю по твоему телу. Comme tu me manques!» [56] Как мне тебя не хватает! (фр.) .

В день Рождества я поковырял жареную курицу и выпил бутылку бордо.

Когда мои родители были живы, я садился вместе с ними возле елки, и мы открывали подарки. В Рождественский сочельник, за несколько месяцев до их смерти, мы поехали, чтобы провести с ними неделю. Мы вчетвером ужинали, а за окном валил снег.

Мои родители. Изабелла и я.

После ужина папа разжег камин, и мы сидели все вместе в гостиной и ели пирог с пеканом. Потом Изабелла улеглась на диван, положив голову мне на колени. Мы вчетвером сидели несколько часов, любуясь снегом, который падал в бледном свете фонаря на крыльце.