Александр Максик - Недостойный

Духу у меня не хватило. Когда на станцию с грохотом ворвался поезд, я почувствовал разочарование. Я стоял лицом к двигавшемуся составу и увидел, как тот тип, который бродил неподалеку, разговаривая сам с собой, рванул к Силверу. Я произнес: «Нет». Я сказал это вслух, вытаращив глаза. Движение вокруг замедлилось. Я увидел, как от удара тот мужчина сильно выгнулся, переломившись в пояснице так, что его тело уподобилось сложенному луку. Он застал его врасплох. Руки взметнулись вверх, голова откинулась назад, и он полетел вперед. Последовал тяжелый удар, и очень быстро он исчез под поездом.

Я был уверен, что это Силвер. Когда же увидел его на платформе, то сначала меня на мгновение захлестнула радость, потому что погиб не он, да, но в основном потому, что произошедшее означало: теперь нам придется заговорить друг с другом. Теперь между нами что-то будет, это свяжет нас.

Он повел меня в кафе напротив Люксембургского сада. «О пти Суис». Мы сели за столик и заказали кофе. Я притворялся, будто случившееся произвело на меня большее впечатление, чем на самом деле. Так волнительно было сидеть с ним там, будто два друга пьют кофе. Я знал, что должен что-то чувствовать. Печаль или шок. Я немного в это поиграл, и это помогало мне держаться естественно во время долгого молчания. Я смотрел на стол и пытался придумать что-нибудь важное и интересное, что-нибудь впечатляющее для разговора с мистером Силвером. Он принимал это за печаль и пытался меня успокоить.

Не хочу сказать, будто случившееся меня не напугало. Насилие было тошнотворным. Его быстрота, случайность, все это ужасно. Но я был благодарен за то, что находился там, за возникшую между нами связь. Я ни на что это не променял бы. Даже на жизнь того человека. Это принадлежало нам, исключительное, невероятное, пугающее, и это связывало меня с ним так, как ни с кем из остальных учеников. Я не отказался бы от этого. Ни за что.

Помню, мне было интересно, почему он не пошевелился, почему ничего не сделал, почему стоял там и смотрел, застыв на месте.

Когда в тот день я вернулся домой, мама встала с дивана и обняла меня. Она плакала.

— Звонили из школы. Сказали, ты сегодня не пришел на занятия. Господи Боже, милый…

Мы сели на диван. Я рассказал ей про поезд и про него. Она слушала и плакала, держа меня за руку, пока я говорил. Листья уже пожелтели, но было достаточно тепло, чтобы сидеть при открытых окнах.

— На его месте мог быть ты.

— Мам, со мной все в порядке. Он был далеко от меня.

— Все равно. Мне так жаль, что ты это видел. О, родной мой. — Она сидела, сжимая в руках мои ладони. — Я пошлю записку мистеру Силверу. Это было любезно с его стороны. Он тебе нравится, да?

— Он самый лучший учитель из всех, что у меня были.

— Я рада. Тебе повезло. — Она с улыбкой коснулась моего лица.

— Папа знает?

— Нет, пока не знает. Он придет домой позже. Тогда и скажешь ему.

Я пожал плечами. Мама еще мгновение смотрела на меня.

— Знаешь, милый, то, что ты видел…

— Мам, все нормально. Я не в шоке, такое случается.

Она взяла меня за руку.

— Я не о сегодняшнем говорю. А об июле.

Я посмотрел на нее с закипающей злостью.

— Послушай, ты меня знаешь, я не жертва. И я не из тех женщин, которые забиваются в угол.

Я отнял у нее свою руку.

— Гилад, ты прекрасно знаешь, что я не такая.

— Нет, не знаю.

— Знаешь.

— Однако же ты здесь.

— Мне нужно было уехать?

Я встал и посмотрел на нее сверху вниз.

— Тебе нужно было уехать, — сказал я. — Тебе следует уехать сейчас. Нам надо уехать сейчас.

Спал я урывками и, наконец сдавшись, встал в пять. Темная синь утреннего неба. Луна, гаснущие звезды.

Людей на улицах было очень мало. Я зашел в «Картон» и купил «pain aux raisins» у женщины без чувства юмора, которая сделала вид, что не знает меня. Я прошел по улице Ансьен-Комеди мимо спящих на решетке бездомных, пересек бульвар Сен-Жермен, купил «Либерасьон» и спустился в метро. На платформе я стоял один. На противоположной платформе спал на полу мужчина, спиной ко мне. Валялась бутылка, вино черной лужицей разлилось у его коленей.

Заслышав далеко в туннеле поезд, я повернулся и стал смотреть, как он вырывается из темноты. Он изогнулся дугой навстречу мне и влетел на станцию. Когда он остановился, я ощутил холодок головокружения, словно стоял на крыше очень высокого здания, глядя на улицу внизу. В вагоне было пусто. Я достал пачку материалов, подготовленных для семинара, и попытался читать.