В промышленном городке хозяева магазинчиков просыпаются очень рано, еще до рассвета. Поэтому неженатые влюбленные могли вставать и приниматься за работу никем незамеченные. Уолкер топил печь, грелся у нее и отправлялся на фабрику в час, когда рабочие еще спали. Он всегда славился трудолюбием и добросовестностью, вот никто и не придал значения его ранним приходам.
Однако тайное всегда становится явным. В один субботний вечер к лавке прибыла телега, нагруженная содержимым квартиры Уолкера: сундуками, коробками, кое-какой мебелью. Каждый предмет, казалось, заявлял во всеуслышание, что Рут Кент больше не собирается ничего скрывать от общественности.
В тот вечер за переездом наблюдал Абрахам Торитон, смотритель одной крупной клекхитонской фабрики. Он тут же бросился домой, чтобы подготовиться к визиту в «Полную чашу». Получив в распоряжение подлинные улики, он буквально рассвирепел.
Сперва Торитон донес на греховодников своим коллегам, а затем, когда его негодующий тон привлек внимание остальных посетителей бара, и всем желающим.
– Какой грех! – кричал он, потрясая головой с такой силой, что вслед за ней тряслось и все тело, а пиво выплескивалось через край кружки ему на ботинки. – Какой грех!!!
– Пущай живут, как им надо! – возразил кто-то.
– Тебе-то что? Не суй нос в чужие дела!
Гнев Торнтона и не менее громогласные возражения толпы привели к тому, что вскоре весь бар оказался вовлеченным в ожесточенный спор.
Вспомнили первый брак Рут Кент, который одобрили, ибо муж ее был не только христианином, но и членом моравского братства, а те отличались редкостной набожностью, пусть и несколько странной. Зато об Уолкере почти ничего известно не было. Да, несколько лет назад он сбежал из Бингли, и теории о причинах его бегства так и сыпались со всех сторон. Однако каждое скандальное предположение произносилось с доброжелательной насмешкой, так как Вильям всем нравился. Единственное, что вменяли ему в вину, так это скрытность – качество, которое никогда не пользовалось уважением среди простого народа.
Участники спора все распалялись и скоро совсем позабыли об обитателях комнат над мясной лавкой. Были подняты вопросы скорее философского толка. Хорошо ли это? Может ли человек поступать так, как ему вздумается? Или ему положено жить в послушании? Один мудрец даже вспомнил Иеремию Бентама, но его быстро угомонили другие любители пирогов, мало смыслящие в философии, зато смекнувшие, что умозаключения Иеремии так или иначе подвергают их любимый ужин риску.
Спор не прекращался, пока моралисты не выдвинули весьма убедительный аргумент: лишь законный брак спасет лавку от всеобщего порицания и гибели. Впрочем, их рассуждения были несколько безосновательны, ведь пасторы не распоряжаются чужим имуществом. Однако совсем забывать о религии было нельзя: многие крупные фабриканты того времени относили себя к методистам, а их одобрение всегда было лучше иметь, чем хотеть. (Кстати, в нашей церкви ближе к концу века несколько раз молился сам Джон Уэсли, основатель методизма; зря я не рассказал об этом обстоятельстве раньше, ведь оно оказало большое влияние на историю Гомерсаля.)
На следующее утро Абрахам Торнтон проснулся с тяжелой головой. Шатаясь, в ночной рубашке, он добрел до кухни, где смог только глотнуть сладкого чаю и подождать, пока в голове все уляжется. Несмотря на его бурные излияния вчера вечером, включавшие пару неточных цитат из Библии и даже частично разыгранный в лицах обряд венчания, сам Абрахам вовсе не ходил в церковь каждое воскресенье, над чем не преминули посмеяться в «Полной чаше». Однако и на этом он смог построить достойную оборону, объяснив разницу между истинной верой и слепым следованием календарю, таким образом сведя беседу о двух вполне конкретных грешниках к философским разговорам. Затем Абрахам быстро направил спор в нужное русло, заявив, что супружество – наша обязанность перед обществом, а мужчина, вступая в законный брак и выбирая путь высокой нравственности и морали, доказывает наличие у него свободной воли.
Теперь же, прихлебывая сладкий чай, он размышлял о трудности возложенной на него задачи. Вчера ему поручили нанести обитателям мясной лавки визит и разузнать об их намерениях касательно законного брака. Как же можно осуждать людей, не зная, что на самом деле между ними происходит?
И в тот миг, когда Абрахам только поднес чашку к губам, что-то ударило его сзади по голове, и мир вокруг почернел. У него на лице оказалась темная колючая ткань, которая обернулась вокруг головы и шеи, пропиталась чаем и намочила подбородок. Он признал знакомый запах табака и старого пота. Кажется, кто-то набросил на него штаны.
Читать дальше