Евгений Москвин - Предвестники табора

Взрыв смеха.

— Ладно, я скажу «любая»… — Пашка отвернулся и принялся считать…

Хотя Пашка и был козлом, а все же в его оценке наших фигур присутствовала изрядная доля справедливости: мы с Димкой не особенно-то старались придумать что-то оригинальное — просто замирали в позе, по одному виду которой уже было ясно, что стоит только водящему «включить» фигуру, на тебя сразу набросятся с оглушительным визгом и гиканьем. «Любая фигура» была для нас самой любимой, потому что можно было безо всяких раздумий изобразить бешеное чудовище-абракадабру или же пьяницу в белой горячке, — и все, — таким образом, мы хотели просто напугать водящего, а для себя — покричать и разрядиться. Если же, осознав собственную неизобретательность, мы начинали выдумывать, то, как правило, выходило глупо и ненатурально, — я говорю к тому, что наши с Димкой фигуры даже с обыкновенными Мишкиными не шли ни в какое сравнение. Он едва сумел удержать велосипед в равновесии до того, как подошла его очередь, — подпирая ногою педаль, снизу, чтобы тот не брякнулся наземь, — зачем нужно было держать его именно так, а не просто за руль или за сиденье, рукой, стало ясно, когда Пашка прикоснулся и «включил» фигуру. Мишка снова принялся изображать незадачливого механика, который, опасаясь, видно, что «велосипед рухнет на землю и обидится повторно», старался в то же время подобрать двумя руками, — именно двумя, — несколько бутербродов, размещенных на брезенте. Однако Мишке в результате не удалось сделать ни того, ни другого: велосипед упал, упал и сам Мишка, не дотянувшись до бутербродов, — да что там, просто-таки шлепнулся на задницу, вызвав у нас этой клоунадой очередной хохот.

Так повторялось несколько раз, пока «механик» не догадался, наконец, сначала взять бутерброды, а затем поднять велосипед.

Да, в тот момент (думаю, я вправе говорить за всех), — нам казалось это лучшей фигурой, вообще из всего того, что когда-либо изображалось в «Море волнуется раз»; действительно, она была близка к совершенству, и даже в моей сегодняшней оценке, — да, близка… но не идеальна, ибо Мишка, работая все же на публику, в какой-то момент немного позабыл о логике происходящего. Дело в том, что как только его механик «догадался» о правильной последовательности своих действий, сразу же комизм и неповоротливость человека сменились абсурдом и сумасшествием всего, что Мишка предпринимал в отношении своего велосипеда; сам же человек действовал вполне себе последовательно и уверенно.

Но, повторяю, нам тогда было на это наплевать — мы смотрели, выпучив глаза и раскрыв рты от удивления. Мишка водрузил бутерброды на педали, вареньем вниз; плотно прижал, чтобы те держались как следует. (Несколько капель варенья выдавились наружу, точно клей, и упали вниз на землю). Затем Мишка, уже держа велосипед рукою за руль, намочил тряпку в кастрюле с какао и принялся «мыть» раму.

После того, как очередная часть велосипеда была протерта какао, Мишка сначала прикладывал к следующей новый бутерброд, с маслом или вареньем, фиксировал в самое устойчивое положение; если найти его не удавалось, он просто намазывал эту часть свободным маслом и вареньем, затем стирал следы лакомства тряпкой. Бутерброды на педалях так и остались лежать до конца всей процедуры.

Когда разведенного какао осталось всего ничего, Мишка снял резиновые ручки с руля, наклонил велосипед и влил остатки в полость; тотчас же светло-коричневая жидкость, закапав с другого конца, намочила ему носок ботинка.

Ритуал подходил к концу. Мишка просунул второй (неперепачканный) ботинок между спицами и сверху надавил ногою — это и был его «ответ» тому, что вчера «Орленок» проехался по его ноге.

«Наступи и мне, а то обязательно поссоримся», — так всегда говорил дядя Вадик, когда с ним случалась неловкость наступить кому-то на ногу; странное суеверие, если учитывать его всегдашнюю грубость.

Я наступил тебе колесом на ногу, наступи и мне на колесо, а то обязательно поссоримся, — так выходило в Мишкиной интерпретации…

Мишка смахнул с педалей бутерброды и выпрямился.

— Ну вот и все, — он глядел на нас с облегчением, — теперь давай пожмем друг другу руки, «Орленок», — надев резиновые ручки на руль, он крепко «пожал» одну из них, — теперь выключи меня, Паш… спасибо…

— Все позади? — осведомился Серж осторожно.