«Это меня Авксентий так испытывал, – размышлял Григорий. – Запутал глупого и восторженного профана числами и затыканием ноздрей. Во враках, яко в пустой шелухе, спрятал старец премудрый зерно Истины. Посмеялся надо мной, представив учение афонских отцов в обличье бессмысленных уроков и правил. Отрыгнул меня, яко блевотину. Если бы я сразу уразумел иронию, заметил сей капкан, то надлежаще подготовил бы себя к испытаниям и сподобился бы допуска к правдивым тайнам. А я, как мальчишка, кинулся сопеть через левую, через правую. Впал в детское мудрствование. Опозорился. Потерял, по простоте неправильной, уважение старца. Даже не потерял, так как не было у святого человека ко мне и малой доли уважения… – Он набрал полную горсть снега и приложил его к раскаленному злыми мыслями лбу. – Жалкий школяр, отставной пиворез, сектярский нищий, фигуральное посмешище, сухая мотыль – вот мои истинные чины и титулы перед Сущим…»
Где-то позади него зацокали копыта, загрохотали железные обода колес. Накрытый кожаным пологом резвый возок догонял Григория. Он сошел на обочину, там споткнулся и едва не упал в припорошенную снегом яму.
Когда возок сравнялся с ним, Григорий выбивал из своих барваков снежную пыль.
– Ehi, guagliol'o! [136]– услышал он знакомый голос. – Куда ведет эта чертовая дорога?
– Дальфери, старый пес, неужели ты до сих пор не знаешь, что все чертовы дороги ведут в пекло? – итальянские слова сами выпрыгнули из памяти Сковороды.
– Olla! Черти б меня взяли! – закричал акробат, спрыгивая с козлов. – Это же наш маленький Григо! Лейла! Лидия! Просто невероятно! Мы его все-таки отыскали!
– Полегче, Карл, полегче… Ты сломаешь мне ребра. – Григорий уже понимал, что таких случайностей не бывает, что высшие силы послали ему знак. Ясный приказ отчалить от берега отчаяния.
– Однако, парень, у тебя жар, – Дальфери приложил ладонь ко лбу Григория. – Плохи дела… – он вынул из-под овечьего кожуха флягу. – Пей!
– Что это? – скривился Сковорода, сделав глоток. Жидкость обожгла ему горло.
– Лечебная настойка моей бабушки, – объяснил акробат, оглядываясь на возок. – Где вы там, ленивые женщины?! Неужели вы не хотите поприветствовать Григо?
– Хотим, хотим. – Цыганка выглянула из выложенных мехами недр кожаного купе. – Но Лидия боится обморозить лицо.
– Ты посмотри на нее! И это крестьянская дочь… – сокрушенно покачал головой старый вагант. – Видишь, Григо, как быстро эти ленивые женщины привыкают к роскоши и удобствам… Давай быстрей забирайся в нашу повозку. Она, конечно, не такая просторная, как наш старый добрый фургон, но там под мехами женщины. А где женщины, там натуральное тепло. Мы должны привезти тебя в замок живым.
– В какой еще замок?
– Я забыл его чертово название. Оно слишком варварское для моего отощавшего мозга. Знаю только, что замок принадлежит какому-то принцу Чаторскому.
– Чарторыйскому, – догадался Сковорода. – А зачем нам тот замок?
– Там тебя ждет-дожидается новая владелица «Олимпуса».
– Новая владелица? Пан Федеш продал цирк?
– Продал, – подтвердил Дальферо и широко улыбнулся. – А куда бы он делся. За такие деньги я бы продал три таких гребаных вертепа, как наш.
– И кто же эта счастливая собственница?
– Ты не догадываешься?
– Не мучай парня на морозе! – крикнула Лейла. – Пусть залезает к нам.
– Вот ведь старая потаскуха! – сплюнул акробат. – Видишь, не терпится ей поджарить твою колбаску на цыганской сковороде… А новая собственница тебе хорошо известна. Это ее светлость графиня Клементина д'Агло, сестра покойной Констанцы.
«Покойной? Констанца погибла?» – В его голове взорвалась небольшая дрезденская петарда.
То ли от бабушкиной наливки, то ли от жара мир в голове Григория проделал акробатическое сальто, на миг стал неестественно ярким, пискнул и канул во тьму.
– Вот тебе и на… – проворчал Дальфери, держа на руках потерявшего сознание Сковороду. – Кто бы мог подумать, что он до сих пор любит несчастную Эпонину!
Руины Чернелицкого замка, август, наши дни
– Здесь, в этом замке, он встретился с Хранителями, здесь он получил свое третье посвящение, – произнесла жрица по имени Лидия, садясь на край полуразрушенной стены. – Так гласит предание.
– Он перешел в язычество?
– Нет.
– Но ведь…
– Ты еще поймешь, что для служения родной земле не нужно никуда ниоткуда переходить. Земля не требует отречения от неба. Небо само по себе, а земля сама по себе. Они самодостаточны. Но между ними сидит Ехидна, которая пытается поссорить землю с небом. Убей в себе Ехидну и прими в сердце равнозначно и образ земли, и образ неба.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу