Ингрид Нолль - Даю тебе честное слово

Макс давно догадался, что Еленины способы поднятия настроения были дедушке отнюдь не неприятны.

Петру с некоторых пор неотступно терзала совесть. Ведь она так и не выяснила, догадывался ли Харальд о ее любовных приключениях? И не пора ли было завязывать с игрой в прятки? Послать любовника на все четыре стороны? Покаяться перед мужем в измене? В общем, она решила пока оставить все как есть, но стараться не делать шагов, чреватых необратимыми последствиями. Может быть, ей также не стоит больше красить волосы в пламенный рыжий, раз Харальду этот цвет совершенно не по вкусу.

Как бы то ни было, она вышла из своего магазинчика пораньше, купила по дороге кое-что на ужин и переступила порог дома со смешанными чувствами. Как всегда, ее встречали вечно недовольные физиономии мужа и сына. Причем кому-кому, но не Максу было пребывать в миноре – у него должны быть все причины для хорошего настроения. Может, конечно, ночное приключение прошло не так, как он желал? Как жаль, что она не могла его расспросить!

Петра заглянула и в комнату свекра – единственного, кто находился в приподнятом настроении и ругался на плохую телепередачу. Заметив Петру, он сразу же поделился с ней возмущением:

– Вот опять они говорят «по покрайней мере», притом, что правильно говорить либо «по меньшей мере» либо «по крайней мере». Как одичал наш язык!

– А как дела вообще, если абстрагироваться от этой неприятности? – поинтересовалась у него Петра.

– Не будь твоего Макса, надо мной давно бы росла травка, и я почти уверен, что снова научусь ходить и когда-нибудь спущусь, чтобы сесть за общий стол.

«Все что угодно, только не это!» – подумала Петра. С нее довольно каждый вечер варить для мужа и сына, притом что от них не дождешься и словечка похвалы. Этот брюзга способен окончательно испортить настроение. Да и зачем что-то менять, если нынешний порядок себя полностью оправдал: в обед Макс доставлял наверх горячую еду, а на ужин – нарезку.

В этот раз она постаралась приготовить ужин повкуснее – сегединский гуляш, который очень любил муж. Однако вместо «спасибо» он потребовал больше паприки, а Макс выловил из картофеля только котлетки, да еще демонстративно принес с кухни кусок хлеба.

– Надеюсь, дедушке что-нибудь осталось, – сказал он. – Завтра утром я его подогрею и подам. А к нему сделаю картофельное пюре.

Отец с матерью глядели на него, будто лишились языка. Из оцепенения первой вышла Петра:

– Почему ты никогда ничего не приготовишь для родителей?

Максу не пришло в голову ничего, что бы он мог сказать в ответ.

Утром Макс нашел на кухне список необходимых закупок. «Ты все равно каждый день заезжаешь в супермаркет, – писала Петра, – мог бы облегчить матери жизнь, взяв на себя эту нагрузку!» Рядом лежали пятьдесят евро, которых, по идее, должно было хватить. Внизу была приписка: «Сельтерская вода тоже кончилась».

Харальд не привык по утрам нежиться в постели. Но сейчас он ощущал в себе такую безграничную слабость, что не смог себя пересилить и лежал, пока в соседней комнате не стих страшный смех, и неописуемо шумная санитарка не покинула дом, и Макс не уехал за покупками.

Что ж, его хитрый план провалился дважды. Пожалуй, следовало просто-напросто объявить старика недееспособным – пока он еще плохо соображает, что к чему – и принудительно направить в приют. А если он успел изменить завещание, то новую редакцию можно было оспорить в суде как написанную в состоянии невменяемости. Как бы то ни было, Харальд решил еще раз повнимательнее понаблюдать за родителем.

– Salve [28], – сказал старик. – Высокий гость с утра пораньше? Что привело тебя ко мне и где коньяк?

– Хотел убедиться, как ты тут поживаешь, – ответил Харальд. – Алкоголь принято употреблять после захода солнца!

«Но ты больше не получишь ни капли», – добавил он мысленно.

– Жаль, потому что у меня есть повод для празднования: я задумал большое дело, – сказал старик, – так сказать, nonplusultra! [29]Я женюсь!

У него и в самом деле не все дома, подумал Харальд и мягко улыбнулся этому очевидному доказательству своей гипотезы.

– На ком? – полюбопытствовал он.

– Кто, по-твоему, самая красивая?

– Снегурочка, – забавляясь, ответил Харальд.

– Нет, Елена, дочь Зевса.

Харальд вздохнул с облегчением. Его отец окончательно потерял рассудок, и план Б плавно начал осуществляться.

Отца понесло. Остановить его было невозможно:

– Время уныния ушло, tempi passati! [30]Каждое утро Елена Прекрасная предстает пред моими очами и доводит меня до смеха. Долгие годы, кроме Макса, этого никто не добивался. Ее талант достоин вознаграждения! Подумай, когда я упокоюсь под травкой, она в течение многих лет будет получать мою пенсию.