– Ну, извини, извини!
Еще помолчали.
– А вообще: как жизнь? – спросил гость.
– Жизнь ничего, – ответил Кузовков. – Идет.
– Ну и хорошо, – сказал гость. – И я пойду. Сними меня отсюда.
Кузовков, взяв его под мышки, поставил невесомое тело на грешную землю.
– У меня еще должок есть по пятьдесят второму, – поделился старичок и почесал зипун, вспоминая. – Толя Зильбер, из пятого подъезда, помнишь?
Кузовков закивал.
– Тоже переехал?
– Еще как переехал! – Старичок, крякнув, взвалил на плечо мешок, снова полный под завязку. – Штат Нью-Джерси! Но делать нечего: найдем! А то как же это: в Новый Год да без подарочка?
– А что ему? – живо поинтересовался Кузовков.
– Марки, – ответил Дед Мороз. – Серия «Третий Интернационал». Бела Кун, Антонио Грамши… Негашеные! Очень хотел. Ну, прощай, что ли, – пойду!
Старичок поцеловал референта в щечку – и потопал к лестнице. Через минуту голос его несся снизу: «Иду, иду к Толечке, поздравлю маленького…»
Жалость к прошедшей жизни выкипела, оставив в горле сухой осадок сарказма.
– С че-ем? – перегнувшись в полутемный пролет, крикнул Кузовков. – С Новым, пятьдесят вторым?
– Лучше поздно, чем никогда! – донеслось оттуда.
Когда Павлюк уже стоял на табуретке с петлей вокруг тощей кадыкастой шеи, ему явился ангел и сказал:
– Павлюк!
Павлюк оглянулся. В комнате было совершенно пусто, потому что ангел не холодильник, его сразу не видать. Так, некоторое сияние у правого плеча.
– Павлюк! – повторило сияние. – Ты чего на табуретку встал?
– Я умереть хочу, – сказал Павлюк.
– Что вдруг? – поинтересовался ангел.
– Опостылело мне тут все, – сказал Павлюк.
– Ну, уж и все… – не поверил ангел.
– Все, – отрезал Павлюк и начал аккуратно затягивать петлю.
– А беленькой двести? – спросил ангел. – На природе?
Павлюк задумался, не отнимая рук от веревки.
– Если разве под картошечку… – сказал он наконец.
– Ну, – согласился ангел. – С укропчиком, в масле… Селедочка ломтиком, лучок колечком!
Павлюк сглотнул сквозь петлю.
– А пивка для рывка? – продолжал ангел. – На рыбалке, когда ни одной сволочи вокруг. Да с хорошей сигаретой…
Павлюк прерывисто вздохнул.
– А девочки? – не унимался ангел.
– Какие девочки?
– Ну, такие, понимаешь, с ногами…
– Ты-то откуда знаешь? – удивился Павлюк.
– Не отвлекайся, – попросил ангел. – А в субботу с утреца – банька, а в среду вечером – «Спартак»…
– Чего «Спартак»? – не понял Павлюк.
– Лига Чемпионов, – напомнил ангел.
– Неужто выиграют? – выдохнул Павлюк.
– Из группы выйдут, – cоврал ангел.
– Надо же, – сказал Павлюк и улыбнулся. Петля болталась рядом, играя мыльной радугой.
– Ты с табуретки-то слезь, – предложил ангел. – А то как памятник прямо…
Павлюк послушно присел под петлей, нашарил в кармане сигарету. Ангел дал прикурить от крыла.
– И что теперь, на работу? – робко спросил Павлюк.
– На нее, – подтвердил ангел.
– А потом что? Опять домой?
– Есть варианты, – уклончиво ответил ангел.
Павлюк еще помолчал.
– Ну, хорошо, – сказал он наконец. – Но смысл?
– Какой смысл?
– Хоть какой-нибудь, – попросил Павлюк.
– Зачем? – поразился ангел.
Павлюк помрачнел.
– Потому что без смысла жить нельзя!
– Вешайся, – отрезал ангел. – Смысла ему! Вешайся и не морочь людям голову!
Если бы я сказала, что знаю, как жить с болезнью остаток жизни, я бы сильно слукавила. Я не знаю, как жить беспомощному человеку остаток жизни. При том, что современная медицина не может тебя вылечить, но может тебя поддерживать – какие-то штучки, мять, тереть, массировать. Скорее всего ты проживёшь столько же, сколько тебе было отпущено, вопрос только – как? Потому что качество жизни, в принципе, ужасное – поскольку человеку, который лежит, ему чего нужно? Хороший телевизор, и, по большому счёту, всё. Потому что если не работают руки – ты не можешь сама работать за компьютером, ты не можешь сама читать книжку, ты не можешь её держать и перелистнуть страничку. И что? Телевизор и радио.
Можно попытаться себя найти – в принципе, любая книжка в твоём распоряжении, и даже если ты не можешь её самостоятельно купить, то можно попросить кого-то – скачают в Сети, будут читать вслух. Ты будешь лежать и об этом думать. Ты будешь смотреть в окно и видеть всякие замечательные листочки и смену времён года. Но при мысли о том, что двадцать лет – так… мне становится страшно.
Читать дальше